Теперь уже только от стражников зависело, сколько времени скоморохов в яме держать: неделю, две, три.
Петруха тут же кукольный разговор сообразил:
«Спрашивает кукла Воевода странника:
— Ну, как, мол, сидят глумцы?
Стражник головой в пол:
— Сидят, воевода-батюшка, уже почти в ум пришли!
— Вот, когда совсем поумнеют, — отвечает Воевода, — тогда пусть убираются подальше!»
Посмеялись, снова завздыхали.
— Так и до лета досидеть можно, — сказал Ерёма. — Арестант — он есть-пить не просит, сам корм добывает. Да ещё барыш приносит! Я бы стражником был, полную яму одних скоморохов держал, право слово!
— Надо помочь Петрушке уйти отсюда, — решил Кострюк. — Нам, конечно, за него сидеть подоле придётся, да уж, видно, так на роду написано нам с тобой, Ерёма, не нынче оседлыми стать…
— Подумаешь, печаль! — воскликнул Ерёма. — Сорок зим об этом думали, ещё зиму подумаем!
План бегства скоморохи обсудили раз сорок, обо всякой мелочи позаботились, чтобы осечки не вышло.
Гусляр — калика перехожий — всё по базару ходил. Он с Кострюком и Ерёмой каждый день встречался, разговаривали, даже ссорились.
Петруху заставляли в яме с куклами работать — сцены повторять, пальцы разминать, новые скоморошины придумывать.
После болезни, на третий день, когда Петруха ногами окреп, попросил Кострюк стражников вывести парня воздухом подышать.
Стражники обрадовались — уж очень болезнь Петрухи их по карману била.
На четвёртый день Петруха с Кострюком пошли в связке. Взяли с собой четыре куклы — Скомороха, Попа, Цыгана и Лошадь. Перед выходом из ямы надели на куклу Скомороха новый колпак — перекроили его из того, что от вора сипатого остался. На самый колпачный кончик бубенец приделали. Скоморох головой мотает — бубенец звенит.
— Пропадай моя голова с колпачком и бубенчиком! — кричит пронзительно, на весь базар, Скоморох.
А пропадать есть отчего: не может Скоморох на Лошадь купленную сесть. Хитрый Цыган сковал Скомороха и Лошадь цепью. Скомороха — за руку, Лошадь — за ногу. Так они и ходят вдвоём — друг друга терзают: то Лошадь тащит Скомороха, то Скоморох тащится за Лошадью.
Эту сценку Кострюк с Петрухой должны были показать возле кузнечного ряда.
С кузнецами всё время велись разговоры — то через гусляра, то через знакомых торговых людей — о том, как быстро сбить цепь с ноги арестанта. И хотя скоморохи, казалось, уже всё сообразили, Кострюк решил ещё одну проверку сделать — на куклах.
— Коли что не так будет получаться, — сказал Ерёма, — кузнецы подскажут. А стражники и не сообразят: подумают, что это просто так, обычные крики…
Кузнецы смотрели кукол, хохотали, дивились скоморошьей несообразительности. Скоморох плакал, бубенчиком тряс и приговаривал:
— Пропадай моя голова с колпачком и бубенчиком! Как только моя лошадь побежит, так я и умру!
— Да раскуйся ты, парень! — крикнул кто-то из кузнецов. — Это же проще простого!
— Как же я раскуюсь, — плаксиво спросил Скоморох, — когда у меня кузницы нет! Кузнецу хорошо, а вот я даже не могу руки поднять… руки поднять…
— Возьми два камня, — посоветовал другой кузнец, — да на один цепку свою положи, а другим по ней стукни.
— Ваши-то цепи слабой спайки, — добавил третий, — шов сразу и треснет. Засовывай в щель клин, бей крепче. С третьего удара звено развалится! Ну, а браслет тебе любой кузнец сымет!
— Дайте камень! — завопил Скоморох. — Дайте камень!
Когда нашёлся камень, он вместо цепи так ударил по Лошади, что та свалилась замертво.
Стражники смеялись вместе со всеми.
А один даже вступил в спор с кузнецом: разбивать-де цепь нужно не так, а ударяя кувалдой по стыку звеньев, расплющивать их кольца.
Когда Скоморох расковался и кукольная потеха закончилась, бубен был пущен по рукам, а выручка поделена между стражниками и скоморохами. Кострюку опять разрешили поговорить с гусляром.
Петруха складывал куклы и перемигивался с кузнецами.
«Кузнецу хорошо! — думал он. — Работа красивая, силы много, попробуй такого обидь! Он любому стражнику шею свернёт. И цепи ему не страшны. А как я, когда нужно будет, с цепью-то управлюсь?»
Гусляр куда-то исчез. Кострюк потянул за цепь — пошли, мол, за едой.
Побродили по рынку, купили немного съестного.
— Чего так мало? — спросил Петруха. — Ведь ещё деньги есть.
— Чудак человек! — удивился Кострюк. — Тебе ж на дорогу каждую полушку вот уже неделю копим!
…Скоморохи много успели сделать, пока Петруха болел: и возчика отыскали и весь побег сладили.