— Сам.
— А у меня глинка есть, — сказал хозяин. — Печь намедни обмазывали. Дымила очень, прохудилась чуток.
У Петрухи загорелись глаза:
— Дяденька, родимый, дай глинцы, а?
Подошёл мохнатоголовый атаман нищих, посмотрел на кукольные головы, прохрипел:
— Дай ему, хозяин, глинцы… И кудели поболе. Да клюквы горстку…
Хозяин опасливо покосился на атамана и пошёл в примыкающую к кружалу избу.
Несмотря на угрожающий вид и хриплый голос, атаман оказался разговорчивым и добрым человеком. Он тут же подозвал какого-то старика, выгреб у него из кармана пригоршню мелких, как крупка, разноцветных камешков.
У другого нищего, который, к большому удивлению Петрухи, оказался старухой, атаман взял несколько ветхих, но ещё сохранивших цвет лоскутов.
— Будем куклы мастерить, — сипло сказал атаман и по-приятельски обнял Петруху. — Видел я, как скоморохи их делают, но самому не приходилось. Ну да мы тут не в чистом поле, не одни, братия нам поможет! — Атаман весело оглядел нищих. — Экая артель!
— В артели и каша гуще! — откликнулся, подбираясь к столу, за которым сидели атаман и Петруха, одноногий мужик с костылём.
— Тебе бы не каши, а ржаного молока! — крикнула старуха нищенка. — На хлебное вино костыль променять готов!
— А тебе, старой карге, только на помеле летать… — начал было одноногий.
Но атаман хлопнул ладонью по столу:
— Тихо, убогие!
Пришёл хозяин, принёс пригоршню мочёной клюквы, комок кудели, большой кус глины.
Подошли, подползли нищие, окружили Петруху, молча смотрели, как его ловкие пальцы тискают, разминают глину.
Мастерить куклы помогали Петрухе атаман и одноногий нищий.
Атаман достал нож и ловко вырезал из лоскутьев рубаху для Скомороха, кафтан для Воеводы.
— У кого есть чёрный лоскут, убогие? — спросил атаман у нищей своей братии. — Попа будем одевать!
Петруха слепил из глины головы Воеводы, Скомороха, Попа.
— Стражника забыл, — сказал атаман.
Вылепили толстомясого Стражника.
Вместо волос налепили кудели, щёки выкрасили клюквой в алый цвет.
Скоморох и Воевода почти повторяли тех кукол, которые Петька вчера сделал из хлебного мякиша. А Поп получился очень похожим на сердитого обозного старца.
Первым это сходство приметил атаман и долго хрипло смеялся.
Куклы получились настоящие — с одеждой, с шапками.
— Пусть сохнут, — сказал хозяин и утащил глиняные головы на печку.
— Ты нас, Петрушка, хоть этим потешь. — Атаман кивнул на старые мякишевые головки Скомороха и Воеводы.
Петруха посмотрел на вчерашние, готовые вот-вот рассыпаться мякишные головки. Теперь, когда у него уже были новые куклы, эти казались жалкими, постаревшими.
Ждущие глаза были устремлены на Петруху со всех сторон. Когда нищие последний раз видели скоморохов? Какие ещё развлечения, кроме ковша браги, купленного на собранную милостыню, или игры в зернь, ждали этих людей?
На голову Воеводы Петруха надел приготовленную для Попа шапку и сказал:
— Расскажу я вам потеху про игумена монастырского и скомороха алатырского. Дело, значит, в Алатыре было после масленицы, в великий пост, вот как сейчас. Скомороху в великий пост делать нечего — зубы на полку, хоть в лес иди, грызи ёлку. Ну и нанялся он в работники к игумену беспечального монастыря. Игумен скупой был, сам-то ел-пил, а работника голодом морил…
Петруха показал страдания голодного Скомороха, а кто-то из нищих сочувственно проговорил:
— Что с ярмом голодно да холодно, что без ярма… Так уж лучше по-нашему — сам себе барин!
События в кукольной потехе развивались так: игумен со скоморохом-работником поехали в соседний приход. Конечно, скупой игумен ничего с собой из еды не взял: дескать, меня, игумена беспечального монастыря, в каждой избе накормят да ещё с собой дадут!
Остаётся на ночлег игумен с работником в избе. Игумену неудобно у хозяев еды просить, так он посылает скомороха:
— Скажи мужику, что игумен, мол, есть очень хочет. Как я в избу приду да охну — пусть на стол подают. Как я второй раз охну — пусть меня за стол сажают. А третий раз охну — пусть со стола убирают, меня спать укладывают.
А работник, на то он и скоморох, сказал хозяевам так:
— Наш игумен беспечального монастыря — старец совестливый, жизни монашеской. Сам никогда ничего не попросит. Потому знайте: как он войдёт в избу да охнет — так ему давайте ковш студёной воды. Как второй раз охнет — сухарь, а третий раз охнет — спать кладите.
Так всё и пошло: охнул игумен первый раз — ковш воды получил. Второй раз охнул — корку хлебную. Сколько ни охал, а спать голодным лёг.
…Петруха начал сказывать и забыл о том, что у него всего две куклы. Поэтому, когда он дошёл до разговора скомороха с мужиком о ночлеге, то растерялся и замолк.
Атаман нищих понял его замешательство, снял с куклы, которая изображала Игумена, поповскую скуфейку и надел шапчонку, сделанную из кудели. Шапка, правда, больше походила на птичье гнездо, но все прекрасно поняли, что теперь эта кукла — Мужик.
А потом кудельная шапчонка перекочевала на голову Скомороха, и уже он как Мужик разговаривал с охающим Игуменом…
— Так дармоеду и надо! — сказал одноногий нищий, когда Петруха начал показывать муки голодающего Игумена. — Пусть порастрясёт чуток брюхо-то!
— Работник, а работник, — жалобно заскулил Игумен. — Хоть бы поесть чего… Там вроде квашня стоит — дай теста похлебать.
Скоморох ткнул свой длинный нос в квашню (хозяин кружала быстро подсунул Петрухе пустую чарку), вытер его рукавом:
— Полный нос теста, чихать буду пирогами! — пропищал он.
Игумен нахлебался теста, потом сказал:
— Работник, работник, пальцы не шевелятся, где бы руки помыть?
— А вон бадейка с водой стоит, поди сполосни, — проверещал Скоморох.
Игумен подошёл к бадейке-чарке, сунул в неё обе руки сразу, а вытащить не может. Тянет-потянет — бадейка рук не выпускает.
— Помоги, работник! — заскулил Игумен. — Руки добыть не могу!
— Поди стукни бадейкой о лавку — она и соскочит, — посоветовал Скоморох.
В темноте-то Игумен не разобрал, что на лавке спит хозяин избы, и ударил по нему бадейкой.
Мужик заорал на всю деревню:
— Воры! Убивают! Спасите!..
До смерти перепуганный Игумен выбежал на улицу.
Тут уж Петруха снова почувствовал себя спокойнее: кукол больше переодевать не нужно — Игумен и Скоморох остались вдвоём.
— Ты, отец игумен, вижу я, не шибко умён, — сказал Скоморох пронзительно писклявым голосом. — Мужика убил, а живот не набил. Теперь нам в избах ночевать не гоже — изловят тебя, не поможет и боже. Пойдём назад, в беспечальный монастырь.
Игумен обнял Скомороха, Скоморох — Игумена, и куклы так стукнулись лбами, что обе мякишевые головы раскололись.
Петруха растерялся, даже не закончил сказки.
— Ай да Петрушка, — сказал с восторгом атаман нищих, — здорово скоморошничаешь! Пойдём с нашей ватагой — большие дела творить будем!
— Он к родичам добирается, — вмешался хозяин, — ты его в свою шайку не сманивай.
— Молчи, а то от твоего кружала одни щепки останутся! — грозно прохрипел атаман.
— Мне в Колядец нужно, — сказал Петруха. — Ждут меня там.
Атаман вынул из зипуна кости, подбросил их в воздухе и поймал в одну ладонь:
— Не пожалел бы после…
— Не стращай парня, — похлопал Петруху по плечу хозяин. — Пойдём, кукольник, вечерять.
— Да я ж так, шутейно, — улыбнулся атаман. — Вольному — воля. Мы не насильничаем. Кому что по нраву. Дай-ка нам браги, мы с Петрушкой выпьем за встречу нашу.
— Я браги не пью, — испугался Петруха. Он вспомнил, как Потихоня и Рыжий, сами большие любители браги, ему никогда не разрешали её пить.
— Ты ж большой парень! — удивился атаман.