Роберто, его товарищ, утешал:
— Назавтра он все позабудет и ты сможешь продолжать работать. Уповай на господа нашего, Иисуса Христа!
Паулино горько стонал:
— Не могу больше, Роберто. Конец мне пришел. И вдруг он упал на землю. По всему его телу пробежала дрожь. Новый приступ астмы оказался последним в его жизни: нижняя челюсть отвисла, глаза остановились и остекленели, так он и лежал, уставив в небо огромные глаза.
Роберто ощупал его:
— О, господи! — Не спеша снял с него одежду — и содрогнулся.
Святые во плоти
— Если назовете подходящую цену, плачу за пиво тут же.
— Право, не знаю… Триста?
Громкий хохот огласил зал.
— Сто пятьдесят?
Новый взрыв привел собеседника в замешательство.
— Ладно, сто эскудо, и кончена лотерея.
— Слушайте, вы что, в игрушки пришли играть? Не будет вам пива. Тут до вас «американец» приходил, просил восемьдесят, получил сорок пять; и ему еще повезло. Другие меньше дают.
Пальто было рассмотрено с большой тщательностью.
— Да, парень, это вещь! И подкладка внутри шелковая.
— Взгляните на этикетку: USA, $20.
— Хорошая вещь, ничего не скажешь. Вот это я понимаю дело, — и Коммерсант благоговейно сложил пальто.
— Угощайтесь, сделайте милость.
Щелкнула крышка портсигара, и Приятель вытащил сигарету за желтый кончик.
— Предпочитаю английские. Хотя здесь тоже попадаются неплохие; контрабандисты прямо на дом доставляют.
— Истинно, истинно.
Коммерсант обернулся и крикнул:
— Мария, ликер и рюмки.
Прислуга принесла поднос, и мужчины принялись смаковать напиток, полузакрыв глаза.
— Этот голодный сброд повадился каждый день на мою плантацию. Я уже распорядился: каждого пойманного пороть, чтоб неповадно было, — начал Коммерсант, чтобы завязать разговор.
— И не говорите, друг. Народ лезет во все щели. Один бог знает, когда это кончится.
— Слава богу, я уже велел навесить новые замки на амбары — у меня там мешки с кукурузой и ячменем.
— Да, да, я и забыл. Примите поздравления. Я слышал, вы купили плантации у Тафулиньо. Неплохая землица.
— Да, он не заплатил процентов, пришлось забрать по ипотеке. Только говорится, что даром! Шесть тысяч реалов, это вам не шуточки!
— Ну, он-то ее за тридцать тысяч купил у отца Лукаса, блаженного из Бока-да-Рибейра. Когда из Америки вернулся.
— Знаю, да сейчас не те времена. Сейчас денежки достаются непросто. А с той плантацией вечно забот полон рот.
— Я думаю, вам есть смысл пользоваться моментом, а то вода поднимется, они барахло под мышку, и ищи свищи, пойдут искать счастья в других местах:
Довольный смешок сотряс жирный, вылезающий из пояса брюк живот Коммерсанта. Ликер был повторен, и оба замолчали, переваривая выпитое и рассеянно следя за колечками дыма. Старинные картины на стенах сообщали обстановке спокойную торжественность. Постепенно беседа возобновилась, но уже почти шепотом. Прислуга вышла по знаку хозяина.
— Ничего себе… уже попробовали?
— Более или менее. Да все равно, рано или поздно, и ей понадобится жеребец. Не беспокойтесь, вперед себя никого не пущу…
— А дочка Анастасио? Манинья? С ней как?
— Эта зайка не девка, а вулкан. Так и не смог всучить ей косынку вчера в магазине.
— Не расстраивайтесь, никуда она не денется.
Горделивая усмешка пробежала по лицу Коммерсанта, и он удовлетворенно прикрыл глаза.
— Ну, вам тоже грех жаловаться. С прошлого года с девочками балуетесь, не брезгуете сладеньким. Сколько уже?
— Около дюжины. Думаю достичь до конца года.
— Хороший урожай… клубнички! Ничего не скажешь!
Громкий смех прокатился по залу, и беседа потекла своим чередом.
— Тут Бия, черт бы ее побрал, понесла, так Шандинья, тоже идиотка, примчалась и орет, что та блюет и мучается. Господи ты боже мой! Этой публике забеременеть, что чихнуть; аж страшно.
— Я тоже предупредил, чтоб не лезли тут со своим приплодом, быстро от ворот поворот получат. Я этот сброд усыновлять не намерен.
— Что вы хотите? Все они таковы: дай им палец, руку откусят. Но со мной это дело не пройдет. Раз уж ко мне в руки попалась, не выпущу, пока все не выжму.