Глава десятая
Везло же этому прощелыге Зе Виоле! И ведь никто еще не осмелился прогуляться по его спине палкой, чтобы поставить наглеца на место. У него был длинный язык, и того, кто с ним связывался, не ожидало ничего хорошего. Он считался опасным, говорили, что он хуже черта. Все помнили историю с батраком, который по его милости едва не умер с голоду: беднягу никто не хотел брать на работу. Землевладельцы вдруг перестали ему доверять. А потом открылось, что все это происки Зе Виолы, который оклеветал парня, не простив тому успехов по женской части. И этот лицемер еще сладко улыбался, когда усердно, точно паук всеми лапами, плел паутину интриг. Чаще всего ничего не подозревающая жертва узнавала о них лишь тогда, когда была уже не в состоянии пошевелиться, опутанная по рукам и ногам.
Парни опасались Зе Виолы главным образом по причине его коварства и любви к женскому полу. Стоило молоденькой девушке попасться ему на глаза, он тут же начинал кружить ей голову. Самых аппетитных (и самых юных, заметим мимоходом, потому что они-то как раз самые ветреные) независимо от того, был ли у них дружок или не было, он преследовал и домогался, пока не добивался своего, что случалось очень быстро. Даром что был он неказистый с виду, бедно одет, ничего не имел за душой… А едва одержав победу, Зе Виола оставлял девушку, подхватывал другую, заводил интрижку с третьей, всем обещая жениться, если только «выдастся сезон обильных дождей». Но даже когда выпадали обильные дожди, он все-таки не решался вступать в брак, потому что не было у него ни кола ни двора. Теперь он морочил голову Андрезе из Козьей Долины, дочери Шико Симао, человека уважаемого и зажиточного, у которого было несколько участков земли, свиньи, куры лучшей на острове породы. Он отбил девушку у Гуалдино. А Гуалдино не в пример ему был не каким-нибудь голодранцем, у него и своя земля имелась, и еще он арендовал поливные участки у хозяев, полностью доверявших ему. Зе не просто отбил девушку, он еще похвалялся. Кроме острого языка, у него ничего не было, но девушкам нравились истории, которые рассказывал Зе Виола, их развлекали его басни и прибаутки, забавляли его выходки. Мане Кин то опасался Виолу, то презирал, смотря по обстоятельствам.
Проходя мимо мангового дерева, Зе Виола увидел Мане Кина, который, прислонясь к парапету, глядел вниз, в сторону дома Эсколастики.
— Бог в помощь, Кин! — воскликнул Зе Виола, останавливаясь и насмешливо косясь на него.
— Бог в помощь, — нехотя отозвался Мане Кин.
— Что ты здесь делаешь, парень?
— Я? Ничего.
— Так я тебе и поверил! Думаешь, я не знаю, чего ради ты здесь околачиваешься и кого поджидаешь?
В руках у Мане Кина была мотыга.
— Я возвращаюсь с огорода у Речушки, — произнес он с досадой, кивая на мотыгу. — Просто стою и дышу свежим воздухом.
Зе Виола криво усмехнулся.
— Дышать свежим воздухом можно и у дверей своего дома. Разве ты не видишь, что солнце уже закатилось? А если солнце село, дерево тени не дает.
— Я здесь потому, что мне так хочется. И никому не должен давать отчет.
— Когда же ты едешь? Я слыхал от ньо Жокиньи, что он собирается уезжать дня через три-четыре. А ты?