С этими словами Гейне Людер перекрестил сына, вручил ему котомку с пожитками и целый гульден на дорогу.
- Запомню, батюшка! - Ганс-старший поклонился, поцеловал отцу руку и вышел со двора. По дороге заскочил во двор почтенного герра Линдемана, чтобы попрощаться с его четырнадцатилетней дочерью Маргаритой и взять с нее зарок дождаться его. Поцеловав украдкой девушку в румяную щечку, Ганс, закинув котомку за спину, отправился в путь. Уже в лесу, когда деревня скрылась из виду, он вспомнил, что так и не попрощался с дражайшей матушкой. Прикинув и так и эдак, решил, что возвращаться - примета похуже, чем не проститься с родительницей. В памяти тут же всплыла история о пагубности суеверий, рассказанная отцом при расставании. Возвращаться ему не стоило. До Швица, со слов почтенного герра Шульца, идти далеко - коли по двадцать тысяч туазов в день, то дороги будет дней на пятнадцать, не меньше. Хорошо, если удастся уговорить какого-нибудь доброго селянина подвезти на телеге, ежели по пути кому случится. И так не одну пару обуви стопчешь. Да и еду покупать надо, и в общественную баню как-нибудь сходить не повредит, а то вшей наберешь. Глядишь, и не хватит отцовского гульдена. Куда уж возвращаться, даже ради матушки, когда пройдено никак не меньше трех тысяч туазов. С этими мыслями Ганс вздохнул, перекрестился и продолжил путь.
- Вот не знала, что в германских княжествах был минорат. - заметила светловолосая женщина, разглядывая невысокого, коренастого Ганса.
- А ты думала, откуда взялись немецкие сказки про старших сыновей, что уходили из дома в подмастерья? Ну "Ослиная шкура" там, "Волшебная дудочка" и прочие... Как раз из него самого, из минората. В крестьянских семьях наследовал только младший сын и баста! Среди дворян, конечно, все было иначе. - ответил мужчина.
- Как я понимаю, ты решил ввести в историю реальных исторических персонажей? Сперва Инститорис и Шпренгер. Теперь вот Людер. Ганс - отец Мартина, так?
- Он самый. Мартин позже стал Лютером, но от рождения фамилия его была Людер, и в списках студентов Эрфуртского университета он числился как Мартинус Людер.
- Понятно. Значит повествование охватит длительный срок, ведь в 1475 году Мартин Лютер еще не родился.
- А ты отметила упоминание про общественные бани? Это к мифам о грязной европе и средневековой немытости. В германских княжествах, в каждом мало-мальски уважающем себя городке, да и в деревнях тоже, имелись общественные бани, эдакие местные клубы, где мылись, пили пиво и судачили за жизнь. Ну это так, ремарка. До рождения Лютера куча времени, а Гансу еще топать и топать до Швица. Так и хочется продолжить в духе народных сказок "Долго ли, коротко ли шел Ганс, и пришел он в город Эрфурт".
На четвертый день пути, отмахав никак не менее пятидесяти тысяч туазов, Ганс вошел в Эрфурт, не потратив в дороге и крейцера из отцовского гульдена. Матушкин пирог и кусок сыра, взятые из дома, он съел в первый же день. На второй день ему дал пол-буханки просяного хлеба крестьянин, которому он помог вытащить телегу из ямы. На третий день он наколол дров в постоялом дворе в Нортхаузене, за что получил миску густой похлебки с куриными потрохами, кусок хлеба и кружку пива. Его еще и пустили переночевать в овин, где уставший Ганс отлично выспался на мягком сене, а утром хорошенько умылся во дворе у колодца. Таким образом, до Эрфурта он добрался относительно свежим.
Город оглушил его шумом и запахами. Грохотали телеги, кричали дети, a из харчевен шел одуряющий аромат жареных колбасок, от которого у Ганса закружилась голова. Он, было, сунулся в одну из них, с предложением поработать за еду, но его, со словами "Развелось вас, попрошаек!" вытолкал в спину здоровенный работник. Ганс понял, что попал в очень большой город. Так ему объяснил почтенный сосед герр Шульц.
- В больших городах люди злые, - говорил тот, подняв указательный палец - Милостыню подают редко, да и работы не найдешь. И воров много, потому с разинутым ртом не ходи.
Ганс огорченно вздохнул, украдкой ощупал гульден, старательно спрятанный в потайной кармашек за рубахой, огляделся и тут же разинул рот. И как он мог не заметить сразу, что перед ним не улица, а мост. Самый необычный мост из всех, какие он видел - широченный, с рядами ухоженных домов по обеим сторонам. Он бы и не заметил, если бы не площадка, на которой стояли несколько женщин, набиравших воду из реки. У самого входа на мост расположился храм, через арку которого Ганс вышел на оживленный рынок. Если от запаха колбасок у Ганса закружилась голова, то от аромата жарящихся на открытом огне аппетитных кусков свинины он едва не лишился чувств. Глотая слюнки, парень отошел подальше, понимая, что еще немного, и он не удержится от того, чтобы потратить пару крейцеров на эти замечательные отбивные. Лучше уж уйти подальше от соблазнов, а то никаких денег не напасешься. И Ганс пошел по мосту, глазея по сторонам.