Ганс шел рядом с Мартином, прикидывая, а не слишком ли он легковерен, что согласился пойти с совершенно незнакомым ему парнем. С другой стороны, ночевать ему было негде, а в большом городе стража быстро прогонит бездомного паренька, вздумавшего спать где - нибудь на мостовой. К тому же он был голоден, а Мартин пристал, что твой клещ - и подумать страшно, чтобы вытащить при нем единственный гульден и купить хлеба. Как говорится, береженого Бог бережет, и Гансу оставалось надеяться, что Мартин не вор и что, может быть, сдержит обещание поделиться едой.
- Вон, видишь дом "У черного рога"? - махнул рукой Мартин, - А вон рядом - синагога. Там хорошо, и стража не лезет.
- А евреи куда делись? - спросил Ганс, разглядывая красивое каменное здание с розой над входной дверью.
- Выгнали давно из города, - безразлично пожав плечами, ответил Мартин, - Говорят, раньше их много было.
Синагога была полна припозднившимися крестьянами, не успевшими выехать до закрытия городских ворот, городскими нищими и прочим сбродом. Мартин, лавируя между людьми, увлек Ганса в глубокую нишу в стене, которую, судя по всему, местные постояльцы использовали, как отхожее место. Несколько раз подпрыгнув, сдернул откуда-то сверху крученую толстую веревку, и ловко, как обезьяна, вскарабкался по ней в отверстие в потолке. Ганс полез за ним, протиснулся в тесную дыру, и оказался в большой пустой комнате, с деревянными скамьями вдоль стен.
- Добро пожаловать! - шутливо поклонился Мартин, затем втянул наверх свисающую веревку и старательно прикрыл отверстие куском широкой доски.
- Это чтобы не воняло снизу, - пояснил он, накидывая поверх доски плотную черную ткань с блестящей вышивкой.
Ганс впервые в жизни оказался в таком большом и нарядном каменном помещении, и с удивлением, задрав голову, рассматривал высоченный потолок и оконца под ним.
- Голова отвалится! - крикнул ему Мартин, - Давай лучше поедим!
Ганс живо обернулся и увидел, что рыжий вытаскивает из-за пазухи большую краюху хлеба. На скамье уже лежали три крупные луковицы, несколько корявых морковок, и - Ганс не поверил своим глазам - две толстые и жирные жареные колбаски.
- Повезло! - радостно улыбаясь, сообщил Мартин, раздавливая кулаком луковицу, - Сегодня по Кремербрюкке гуляла толстая фрау со слугой и тремя собаками, и вдруг захотела съесть горячую колбаску. Слуга вместе с собаками подошел к очагу, чтобы купить, а один из кобелей, здоровый такой, возьми и прыгни на решетку. Лапы обжег, все колбаски на землю повалил. Пока все суетились, я две колбаски подобрал и убежал. Никто и не заметил. Да благословит Господь нашу трапезу и толстую фрау.
Мартин протянул Гансу колбаску, и тот немедленно впился в нее зубами. Вкуснее колбасы юный Людер никогда не пробовал. Он сгрыз сочную луковицу, три морковки, большой кусок хлеба и почувствовал себя совершенно счастливым. Улегся на скамью, подложив под голову куртку, аккуратно свернув ее в рулон. Наступили сумерки, но свет еще проникал в окна.
- Мартин! - спросил Ганс, - А почему прогнали евреев?
- Кто знает..., - задумчиво ответил тот, укладываясь на скамью и продолжая угрызать морковку. - Я их тут не застал.
- Наверное, потому, что они безбожники... - предположил Ганс.
- Вот и видно, что ты совсем деревенщина! - хихикнул Мартин. - Я, после того, как убежал из церковной школы, прибился к братьям общей жизни. Слыхал про таких? А ну да... откуда тебе. Это вроде как монахи, только добрые и живут не в монастырях, а общинами. И все у них общее, и кто хочет - может жениться. Они говорили, что жить надо так, как жили первые христиане. Ну, чтобы не о богатстве думать, а о Боге. Монахи в церковной школе били сильно, на мне места живого не было. А братья совсем не дрались, и учили хорошо. Так вот, они рассказывали, что евреи - не безбожники, а просто слепы и не приняли Христа. А как наступит Страшный Суд - они прозреют и станут христианами. Потому убивать их нельзя. Справедливость Господа Бога - она сокрыта в Ветхом Завете, а проявляется в Новом. Вот когда евреи станут христианами, то наступит согласие между двумя Заветами и придет Царствие Божие! Это сам Блаженный Августин сказал.
- А почему ушел от братьев, ежели хорошо с ними было? - полюбопытствовал уже сонный Ганс.
- Тяжело приходилось без еды, - вздохнул Мартин, - мы вместе с братьями милостыню просили - Data panem propter Deum, дайте хлеба ради Бога. Иногда давали, а чаще всего прогоняли. Братьев не трогали, а нас и побить могли. Тут город большой, попрошаек много. Вот и решил уйти на свои хлеба. Иногда прошу подаяния, иногда стянуть что-нибудь удается. Мне б работу найти, да тут ее мало, может на рудниках получится. А может к тебе прибиться, до Швица? Вдвоем легче, а?