Выбрать главу

   Илларий рывком поднял Джеймса с колен, и, удерживая за плечо, развернул и потянул вверх  так, что глаза юноши оказались почти на уровне его собственных. Вперив в лицо послушника ледяной взгляд,  тихо спросил:

– Стражники остались там?

– Да, отец мой. Тилло не выпустит их из монастыря. О том сказал он перед моим отъездом.

– Входил ли Тилло в пыточную, прежде чем впустить туда Янесиуса?

– Входил. Но не смог исполнить ваших указаний. Стражники сказали нам, что получили прямое указание от бургомистра осмотреть помещение прежде, чем войдет туда брат Янесиус. Тилло  не смог им воспрепятствовать.

– А брат Янесиус сильно ли пострадал?

– Не думаю, святой отец. Сильнее пострадали стражники, они дольше нас находились в пыточной.

–  Садись и рассказывай подробно! – приказал преподобный. Он отпустил Джеймса, и теперь юноша, болезненно морщась, растирал плечо, изрядно пострадавшее от железной хватки отца Иллария.

    Сам Илларий уселся в кресло, указав послушнику на скамью напротив стола и придвинув к нему блюдо с печеными яблоками и кувшин с водой.

   Проголодавшийся Джеймс тут же набил яблочными дольками рот, а потому первые несколько фраз из его рассказа прозвучали настолько невнятно, что Илларий вынужден был пару раз переспрашивать.

– Когда брат Янесиус зашел к Аппелю, почтенный Тилло указал мне на накидку от корзины с младенцем, что валялась на полу. Говорить при стражниках мы опасались, но Тилло указал мне глазами на пыточную. Я поднял накидку и, пока стражники переговаривались, мимо них успел прошмыгнуть в дверь, хотя старший и успел меня толкнуть. В пыточной я огляделся. Брат Аппель стоял возле стола и держал в руке шкатулку, брат Янесиус располагался поближе к дверям, корзинка же с мальчиком лежала на скамье у окна. Окно было закрыто ставнями, святой отец, это я хорошо помню, – быстро добавил Джеймс, уловив вопрос во взгляде преподобного.

– Что за шкатулка была в руке у брата Аппеля? – спросил Илларий, ловивший каждое слово юноши.

– Не знаю, преподобный, – виновато ответил Джеймс. – заметил лишь, что шкатулка была светлого дерева, а  нутро ее – красного атласа, и на нем лежал свиток. Увидев меня, брат Аппель отложил шкатулку и ждал, чтобы я ушел. Я отдал накидку брату Янесиусу и вышел в коридор. Там стояли мы со стражниками и Тилло недолго. Тилло сказал, что следует мне возвращаться в Швиц. Сразу, как он это сказал, из пыточной услышали мы грохот и человеческий крик.

– Какого рода был грохот, сын мой? – уточнил преподобный.

– Грохот, как от упавшего тяжелого предмета. Мы устремились к дверям, но задержались, столкнувшись в проеме. Тилло хотел войти первым и толкался со стражниками. Когда же вошли, то увидели брата Аппеля, горевшего ярким пламенем подле стола, а брат Янесиус лежал на полу.

– А окно?

– Каюсь, наставник, на окно я не посмотрел, но по размышлении скажу, что окно, видать, было открыто. Когда вошел я в пыточную, то первое, что заметил, был белый плотный дым. Он заполнил помещение, но в свете свечей и факела видно было, что клубился он более в сторону окна и шел по движению воздуха.

– Наблюдательность твоя внушает радость! – одобрительно кивнул Илларий. – Но не заметил ли ты, сын мой, какого рода был дым и откуда он исходил?

– Заметил, и о том думал всю дорогу сюда, святой отец. Мой отец, синьор Агапето Да Лука, без малого был первым среди аптекарского цеха Флоренции. Я много времени провел в его лаборатории, наблюдая за приготовлением отваров, зелий и микстур, и даже исполнял ту работу, которую отец мог мне доверить. Лет пять назад батюшка пользовал одну молодую донну от каких-то ее хворей. Для приготовления лекарства требовалась ее утренняя моча, за которой в течение недели отец отправлял меня. Я приносил ему каждый день полную склянку от молодой донны. Он сливал мочу в кувшин и когда наполнил его полностью, то приступил к изготовлению лекарства. Уж не знаю, из какой книги он выведал об этом рецепте, но что-то у него пошло не так. Он долго уваривал ту мочу, дожидаясь нужной плотности, но получил лишь странного вида песчинки. От огорчения он швырнул реторту с песчинками в камин и они воспылали. Горели они ярко и горячо, а также искрились и выбрасывали точно такой же белый дым, какой видел я у брата Аппеля.