Ганс попытался было посчитать звезды, но сбился со счета, сосчитав несколько звезд по два раза, и бросил.
– А под землей что, а, Мартин?
– Говорил мне брат Иоанн, что ничего под землей нет, и сказано то в книге Иова. Повесил Господь землю ни на чем, значит, висит она в пустоте. Сам-то я Библию не читал, но брат Иоанн читал.
– Как так ни на чем? Как же не падает? – Ганс закрыл глаза, пытаясь представить себе висящую ни на чем землю, но испугался и представлять перестал.
– Говорю же, неведомо мне. Что слышал, то и тебе рассказал, – ответил Мартин и поднялся. – Негоже так на пустой живот спать ложиться. Ты тут полежи, отдохни, а я схожу, разведаю, может, стянуть чего удастся.
Оставив Ганса, Мартин быстрым шагом пошел в сторону от озера. Прошел он не более тысячи туазов, когда в свете сиявшей луны показались среди деревьев старинные стены. Присмотревшись к кресту на крыше здания, Мартин понял, что вышел к монастырю. Присвистнув от огорчения, развернулся обратно. Он давно перестал доверять монахам, по горькому опыту зная, что выпросить еды у братиев труднее, чем убедить злого сторожевого пса не лаять на воров. Надумав попытать счастья в другом месте и справедливо полагая, что поблизости от монастыря обязательно наткнется на деревеньку, потопал в сторону дороги. Заслышав за спиной отдаленный топот лошадиных копыт, проворно отпрыгнул в сторону. На всякий случай.
Солдаты ли, городская ли стража – все одно бредущему в ночи пареньку не поздоровится. В лучшем случае плетью огреют. Мартин уселся у ствола дерева и с любопытством смотрел на дорогу. Не прошло и пары минут, как мимо промчался всадник, поднявший кучу пыли. Проводив его глазами, Мартин вернулся на дорогу, и побрел дальше, подгоняемый урчанием пустого желудка. Лежавший на обочине крупный предмет привлек его внимание, и он подошел поближе. В дорожной пыли лежала добротная корзина. Мартин поднял ее, надеясь в глубине души, что найдет в ней чего-нибудь съестного. Но еды в корзине не было. В ней были мягкая подкладка и тонкая накидка. Поковырявшись в тряпках, Мартин вытащил и укупоренный глиняный кувшинчик. Зубами вытащил пробку, и сначала принюхавшись к содержимому, попробовал. В кувшинчике было молоко, слегка подкисшее, но не в его положении было крутить носом. Он снова укупорил кувшин, подхватил корзину, и пошел дальше по дороге. Подумал, что даже если ничего не удастся стянуть, то утром можно будет обменять корзину с тряпьем на кусок хлеба у какого-нибудь доброго селянина.
Отца Иллария всегда забавляли быстрые перевоплощения его преосвященства архиепископа Замометича. Знакомы они были давно и испытывали друг к другу искреннюю неприязнь, которую, впрочем, никогда не скрывали. Однако неприязнь не мешала преподобному признавать за его преосвященством ум и здоровую авантюрность натуры.
Причиной, по которой архиепископ Замометич попал в монтекассинский монастырь под именем брата Янесиуса, оказался тот редкий случай, когда вдруг совпали интересы императора Священной Римской Империи и папского престола. Императору Фридрих Третьему Габсбургу, и так сверх меры отягощенному малоуспешными войнами с Венгрией, как кость в горле стояла все большая независимость Швейцарского союза восьми кантонов. Цюрих уже семьдесят лет, как не платил налоги в имперскую казну, а кантоны Швиц, Ури и Унтервальден не принимали императорских наместников-фогтов. Потому его величество крайне нуждался в укреплении папской власти. Папе же требовалась помощь Габсбургов для подавления реформаторского движения, расцветшего в швейцарских кантонах. Дабы согласовать действия и разделить выгоды, к папскому престолу был отправлен архиепископ каринтийский – Замометич. Его преосвященство также имел личный интерес, рассчитывая на получение кардинальской шапки. Но в очереди на получение кардинальского сана стояли множественные родственники Папы Сикста, и архиепископу отказали, высочайше пообещав рассмотреть его просьбу немедленно после получения желаемых результатов. О сути переговоров между Папой и императором Илларий не знал, но то, что доминиканец Замометич тайно прибыл в монтекассинский бенедиктинский монастырь, наводило на мысль, что план действий Папа составлял втайне от магистра ордена доминиканцев. К счастью для аббата Мазины и для самого Иллария действовал Замометич более самостоятельно, чем руководствуясь указаниями престола. Укрепление доминиканского ордена ценой раскола церкви не устраивало посла Габсбургов.
Усевшись за стол напротив отца Иллария, Замометич подпер руками лоб и устало вздохнул.