– Хм... Почему то подумалось, что где-нибудь, в одной из бесчисленных реальностей, сидит автор и пишет историю о том, как темноволосый мужчина в очках творит мир, в котором погиб Мартин, – заметила светловолосая женщина.
– Почему бы и нет? И сейчас он решил заставить своего героя придумывать события дальше. И кто я такой, чтобы ему противиться?
Судьба Мартина определилась в тот момент, когда преподобный сделал неопределенный взмах рукой с поворотом кисти. Система условных знаков была разработана Илларием давным-давно и кучер прекрасно ее освоил. Мальчишку было жаль, хотя Тилло поначалу и был на него зол, изрядно пострадав от рук и ног пытавшегося вырваться парня. Мартин, мало того, что кинул в кучера камнем, и даже попал, но и, вырываясь, крепенько его покусал. Всю дорогу, пока Тилло тащил Мартина к отцу Илларию, парень брыкался и лягался. Он несколько раз пребольно ударил Тилло по лодыжке, и так этим допек, что пришлось, волей-неволей, треснуть мальчишку по голове и стегнуть плетью. Отведав тиллова кулака, Мартин притих, и вел себя смирно и с кучером, и с преподобным. Потому, когда Илларий велел Тилло везти юношу в Швиц, Мартин не сопротивлялся и безропотно позволил кучеру положить себя поперек лошади.
– Сиди смирно, сынок, и ногами поменьше дергай, ты мне и так в лесу все лодыжки отбил, – миролюбиво сказал Тилло, устроив Мартина настолько удобно, насколько это было возможно.
– Я не сделал ничего дурного, добрый господин!
– Так уж и ничего! – хохотнул кучер, трогая лошадь с места.
– Иной раз брал еду без разрешения хозяев. Но всегда понемногу, чтобы поесть, – оправдывался Мартин снизу. Голова его болталась почти под брюхом лошади, из-за чего он время от времени невольно дрыгал ногами, хотя и знал, что Тилло не даст ему свалиться.
– Ну, красть ты умеешь, это я уже понял. А хорошее что-нибудь делать умеешь?
– Умею петь церковные гимны, – не без гордости ответил Мартин.
– Вот то дело! – одобрил Тилло. – Вот и спой, дорога-то длинная – и тебе заняться нечем и мне веселей.
И Мартин, хоть и глотавший при этом немерено пыли, загорланил песни. Надо сказать, что Тилло терпеть не мог церковных гимнов. В церкви он предпочитал находиться в тишине, рассказывая Господу о неких, только ему, Тилло, ведомых делах. Но теперь он хотел отвлечь паренька от нехороших мыслей. Тилло знал, что сумеет убить Мартина безболезненно - для огромной руки кучера тонкая шея мальчишки-недокормыша была как тростинка. Один поворот кисти, и позвонки Мартина раскрошатся, дыхание замрет, и сердце перестанет биться в тот же момент. Но Тилло так жалел парня и так переживал из-за того, что придется прервать настолько юную жизнь, что готов был слушать все подряд церковные гимны, лишь бы последний час жизни Мартина не был омрачен недобрыми мыслями. В трех-четырех тысячах туазов от Швица Тилло решил, что пришла пора выполнить приказ преподобного. Он пригнулся к лошади и протянув руку к голове Мартина, потрепал парню волосы.
– Хорошо поёшь! Как отпустит тебя бургомистр, так ты найди меня. За такие песни и гульдена не жалко! Я бы и сейчас дал, да боюсь, что потеряешь.
При этих словах кучера Мартин счастливо засмеялся, уже прикидывая в уме, на что собирается потратить золотой. И в ту же секунду, на одно мгновение, почувствовал острую боль в шее и перестал дышать. Немного удивившись этому, Мартин умер, так и не убрав с лица счастливую улыбку.
Тилло обернулся в сторону кареты преподобного. Отец Илларий, высунувшись по плечи из оконца, внимательно смотрел вперед. Кучер кивнул ему и заметил, как лицо преподобного исказилось, словно от сильной боли. Илларий скрылся в карете и до самого Швица больше не выглядывал.