Подъехав к ратуше, всадники спешились и толпились у ступенек, пока Илларий не вышел из кареты и не прошел к дверям. Тилло же снял тело Мартина с лошади и, на руках, легко, понес следом. За Тилло, еще более согбенный, чем обычно, семенил брат Янесиус в паре с Джеймсом, а замыкали группу все еще время от времени подкашливающие стражники.
Как и подозревал преподобный, первыми, кто встретил их в ратуше, были приор Инститорис и декан Шпренгер, оба с осунувшимися от беспокойства лицами. Выждав, пока Илларий степенно подойдет к доминиканцам, Тилло изобразил на лице крайнюю растерянность и громко крикнул: «Ваше преподобие, мальчишке нашему, видать, нездоровится. Бледный, и не дышит вроде». Илларий, сопровождаемый подозрительными Инститорисом и Шпренгером, быстро приблизился к трупу Мартина и поверхностно его осмотрел.
– Мальчик мертв! – возопил Илларий и перекрестился. – Весьма, весьма прискорбно, ведь допрос его должен был пролить свет на причины исчезновения младенца и смерти брата Аппеля. Тилло, снеси юношу в подвал, пусть осмотрят его городской аптекарь и палач. Позже я спущусь и проведу отпевание несчастного.
Последние свои слова преподобный почти прокричал, пытаясь пробиться сквозь шум, поднятый доминиканцами. Горе, постигшее приора и декана, было настолько неподдельным, что Илларий уверовал в непричастность их к похищению Тедерика и сожжению демонолога. Илларий проводил глазами Тилло и некоторое время помолчал, дав приору и декану вволю пошуметь. Да он и не мог сейчас говорить с ними. Появившиеся на глазах предательские слезы выдали бы его с головой.
В зале заседании ратуши приор Инститорис метал в присутствующих громы и молнии, а декан Шпренгер, человек нрава спокойного и рассудительного, молчал, пытаясь обнаружить погрешности в рассуждениях Иллария и понимая, что правды им, по-видимому, уже не добиться. Брат Инститорис, воспрянувший было духом после показаний стражников об охватившем Аппеля адском пламени, сник сразу же после допросов Янесиуса, Тилло и юного Джеймса. Дух его поколебался, когда брат Янесиус, взывая к небесам и призывая их обрушить заслуженную кару на недалеких умом стражников, поведал, что никакого адского огня и в помине не было. С его слов, брат Аппель, порядком промерзнув в келье, излишне прижался с треножнику с угольями, отчего и возгорелся. А пока сам Янесиус гонялся за демонологом в надежде его потушить, некий злоумышленник через окно проник в пыточную и похитил корзинку с младенцем. И злоумышленник тот был пойман, и признался в содеянном, объяснив, что корзинку схватил в надежде найти в ней либо съестное, либо что-нибудь ценное на продажу. Слова брата Янесиуса подтвердили и Тилло, и Джеймс. С некоторыми различиями в показаниях, разумеется, но ведь так и надлежит быть, ибо каждый видит происходящее собственными глазами. Тилло же сообщил, что злоумышленник признался ему при задержании, как выбросил младенца в лесу, а корзинку забрал, чтобы продать, и теперь монахи рыщут по лесу, пытаясь отыскать Тедерика и няньку его – увечного слугу Ганса, который бесследно пропал и, возможно, отыскал младенца и сокрыл от всевидящего ока инквизиции.
Приор Инститорис умом прекрасно понимал, что приближенные преподобного лгут, но доказать этого никак не мог. Джеймс, Тилло и Янесиус слаженно отвечали на самые каверзные его вопросы. Отец Илларий при этом, как ни старался, не мог сдержать улыбку. В отличие от приора он знал, что Тилло давно уже обнаружил слуховое окно, связывающее зал заседаний с подвалом. К этому-то окну кучер и припал ухом сразу же, как преподобный, оба доминиканца и бургомистр уединились на втором этаже.
Прагматичный декан Шпренгер, не растрачивающий, в отличие от приора, силы на крики и возмущение, все же смог заметить пробел в данных, изложенных преподобным. Хотя Илларий, как мог, старался обойти неудобный для него момент, но проблема оставалась проблемой – увечный Ганс бесследно исчез, и это исчезновение могло быть как на руку доминиканцам, так и на руку преподобному. Декан начал было издалека подходить к этому вопросу, но был прерван Инститорисом. Вцепившись в факт исчезновения Ганса, как голодная собака в кость, Инститорис заявил, что доминиканский орден обвинит слугу вдовы в причастности к дьявольским козням. При этих словах декан Шпренгер чуть не взвыл, а бургомистр сморщился, как от зубной боли.
– Полно вам, святой отец! – заявил герр Ланге, до смерти уставший от орденских интриг. – Вы эдак весь Швиц обвините в сатанинских злоумышлениях. Поскольку вдова Кубла находится в нашей темнице, то и городской суд принимает меры к установлению истины и опрашивает свидетелей. Могу вам сообщить, что не единожды слышал суд о том, сколь сильно слуга Ганс привязан к младенцу, о котором заботился, проявляя почти отцовскую любовь. Или неведомо вам, святой отец, что любовь родительская к детям весьма сильна? Вы получили, святой отец, согласие городского совета и судьи на заключение в темницу горожанки Кубла в обмен на обещание предоставить совету доказательства ее вины. Однако заключения демонолога Аппеля мы уже не дождемся, да и младенец пропал.