– В том вина и городского совета. Вы обещались, бургомистр, обеспечить охрану.
Декан Шпренгер, смекнув, куда клонит бургомистр, попытался было вовлечь его в общий круг виновных, но просчитался. Слова Шпренгера лишь разъярили почтенного герра Ланге.
– Ратуша предоставила святой инквизиции стражников, которые сопроводили младенца к демонологу. И нет вины городского совета в том, что брат Аппель решил погреться, или в том, что за монастырские стены может легко пробраться злоумышленник. О том должен беспокоиться магистр доминиканский, но никак не бургомистр скромного Швица. Замечу также, святой отец, что Швиц – вольный кантон, и наше содействие инквизиции - лишь акт нашей доброй воли, хоть вы и заручились поддержкой императорского фрогта.
– Вы, почтенный бургомистр, забываетесь! – вскричал уязвленный приор Инститорис, похоронив, таким образом, последнюю надежду декана Шпренгера хоть как-то смягчить противоречия с бургомистром. – Святая обязанность любого христианина – способствовать интересам наместника Христа на земле! Потому установление вины вдовы Кубла в сношениях с дьяволом есть первейшая задача городского совета!
Герр Ланге начал медленно раздуваться от возмущения, и преподобный Илларий, решивший направить гнев бургомистра в нужное для себя русло, поспешил вмешаться.
– Брат Генрикус! Вы не можете требовать от почтенного бургомистра пренебречь решением базельского суда, не усмотревшего в деяниях вдовы сношений с дьяволом.
– Именно! – ухватился за подсказку бургомистр, бросив на отца Иллария благодарный взгляд. – Приговор базельского суда в силе, хотя, как мне известно, магистр ордена доминиканского и обращался в городской совет с ходатайством об его отмене. И поскольку, святые отцы, никаких обоснований содержания вдовы под стражей вы не предоставили… Швиц – вольный кантон!
– О вашей позиции, брат Илларий, будет доложено престолу! – воскликнул приор Инститорис, понявший, что с бургомистром спорить бесполезно. – Равно и о том, что противитесь вы исполнению приказа его святейшества Папы Сикста о тщательном расследовании дела вдовы Кубла.
– Воля ваша, брат Генрикус. Со своей стороны я уже отправил гонца в Ватикан с докладом его святейшеству. И не преминул указать, что по вашему настоянию, был так спешно направлен направлен на допрос младенец. И что, если бы вы, брат мой, не торопились, то обеспечил бы городской совет надлежащую охрану.
Приор Инститорис несколько раз глубоко вдохнул воздух, пытаясь возразить, но, не найдя слов, покинул зал заседаний, бросив на отца Иллария полный ненависти взгляд. Декан Шпренгер, однако, не последовал за ним, а остался сидеть, уперев взгляд в окно и о чем-то размышляя. Оставив декана предаваться мыслям в одиночестве, преподобный спустился вниз. Последовал за ним и бургомистр.
Почтенный герр Ланге занимал кресло бургомистра уже добрых полтора десятка лет и надеялся дожить до глубокой старости в этой почетной должности. Наделенный от природы способностью улавливать настроения, он неплохо освоился в политических играх непростого для Швица времени. Умело лавируя между притязаниями на власть со стороны то и дело сменяющихся фрогтов Священной Римской Империи и настроениями горожан, дороживших независимостью кантонов, герр Ланге получал от должности многие выгоды, которые, впрочем, не афишировал. Почтенные горожане одобряли скромность своего бургомистра, а уж постоянными противостояниями с периодически наезжавшими в Швиц папскими легатами герр Ланге снискал и их всеобщую любовь. В известной мере благодаря стараниям бургомистра в Швице не полыхали костры, подобные тем, о которых рассказывали бродячие торговцы. Неизвестно, сколько в тех рассказах было правды, и сколько лжи, но доподлинно было известно, что в не таком уж и далеком швабском вольном городе Равенсбурге доминиканцы отправили на костер трех юных девиц. Возмущение тамошних жителей было столь велико, что городская стража лишь с большим трудом спасла инквизиторов, а заодно и бургомистра с судьей, от расправы. Однако, справедливо рассудив, что береженого бог бережет, несмотря на любовь горожан, бургомистр все же держал на коротком поводке начальника городской стражи и всемерно укреплял швицкий гарнизон. То и дело длинную, сутулую фигуру герра Ланге можно было заметить то в одном, то в другом конце города. Он носился, похожий в своем бессменном черном одеянии на нахохлившуюся ворону, от дома к дому, от рынка к кладбищу, прислушиваясь к разговорам горожан. Можно сказать, что никто лучше герра Ланге не был осведомлен обо всех городских сплетнях и слухах, за исключением, разве что аптекаря, почтенного герра Майера, да и то лишь потому, что бургомистр не интересовался болезнями швицевских матрон. Недовольство горожан задержанием Эммы Кубла герр Ланге почувствовал по взглядам собравшейся у ратуши толпы в день приезда доминиканцев в Швиц еще до того, как оно окончательно созрело в их головах. Сообразив, что освобождение несчастной вдовы принесет ему дальнейшее укрепление собственных позиций, он смело вступил в спор с приором Инститорисом, а затем со ступенек ратуши громогласно оповестил всех присутствующих на рыночной площади, что, вопреки давлению доминиканского ордена, принял единоличное решение об освобождении вдовы Кубла. Ликующие крики горожан окончательно убедили его в верности принятого им решения. В приемной ратуши, вместе с преподобным Илларием, он дождался появления стражника, ведшего под руку освобожденную Эмму. Произнеся по этому поводу проникновенную речь, сопровождаемую теплым, почти отеческим, взглядом, бургомистр лично проводил вдову к дверям и вывел на площадь. Со ступенек ратуши, с нескрываемым удовольствием, герр Ланге наблюдал радость горожан, выкрикивавших похвалы своему бургомистру. Подняв руки в приветственном жесте, бургомистр поклонился толпе и удалился в свой рабочий кабинет, где уже давно ждали его, переминаясь с ноги на ногу, два стражника, отправленные им вчера сопровождать младенца Тедерика на допрос к демонологу, брату Аппелю.