Его преосвященство Замометич удобно расположился в бургомистровом кресле, откинувшись на его высокую резную спинку. Он с удовольствием прихлебывал пиво, не без насмешки во взгляде наблюдая, как метался по просторному кабинету Илларий.
– Полноте, ваше преподобие! Все сложилось к вашей пользе. Дитя исчезло, вдова освобождена нашим почтенным бургомистром, так что уличить ее в связях с дьяволом, а уж тем паче в связях с еретиками будет весьма затруднительно.
– Не знай я вас, ваше преосвященство, то подумал бы, что вы крайне недальновидный человек! – вскинулся Илларий, резко остановившись. – И не говорите мне, что вас не беспокоит содержание папского письма, коим так похвалялся брат Аппель.
– Сказать вам честно, брат Илларий, не очень. Какие бы указания в нем не содержались, бедняга Аппель уже не сможет их исполнить.
– И тем не менее, ваше преосвященство! Папское бреве брату Аппелю могли доставить лишь Инститорис со Шпренгером, а это значит, что позиция Святого Престола ныне едина с магистром доминиканским.
– Еще бы вам не беспокоиться, брат Илларий! – хохотнул довольный Замометич, – Папский трон шаток так, как не был со времен западной схизмы. Швейцарским кантонам Рим - такая же заноза, как и его величество, император священной римской империи. Полыхни здесь хоть на один костер больше, чем могут переварить наши славные горожане, и базельский собор возобновит свою работу. И сказать вам, ваше преподобие, что ничуть не удивлюсь, ежели в скором времени у нас появится антипапа, да такой, что пражские компактаты с гуситами покажутся Ватикану лишь детской забавой.
Илларий промолчал. Замометич говорил чистую правду, хотя она была крайне болезненной для преподобного, как легата и убежденного паписта. Базельский собор, длившийся почти двадцать лет, до сих пор представлял угрозу. В 1539 году Папа Евгений распустил опасный собор, покусившийся на папские аннаты и поборы в пользу папской курии, но формально он закрыт не был. Хотя избранный в Базеле антипапа Феликс и потерпел поражение, но действия его привели к выборам нового папы – Николая. И это, конечно, мало того, что было поражением для Ватикана, но также породило многочисленные группировки реформаторов, расплодившихся по всей Европе от Флоренции до Краины.
– Впрочем, святой отец, – продолжил Замометич, – у меня во всей этой петушиной истории свой интерес. Я хочу от престола кардинальскую шапку. А то странное упорство, с которым его святейшество отказывает мне в этом, наводит на мысль, что политикой Ватикана ныне руководит магистр доминиканский, мечтающий о новой реконкисте, во главе которой хочет встать. Вот вам и ответ на вопрос о содержании папского послания брату Аппелю, упокой господь его душу.
– Однако, брат мой, это не отвечает на вопрос, что за пожар возник в пыточной и куда делся младенец. Всей душой надеюсь, что к исчезновению его причастен слуга Ганс. Иначе даже боюсь предположить, когда и где явится миру сие дитя, и не превратится ли он в знамя каких-нибудь новых гуситов.
– Все в руках божьих, ваше преподобие, все в руках божьих. Шестьдесят монахов, столько же городских стражников и лично Инститорис со Шпренгером рыщут сейчас в окрестностях Люцерна. Хотя согласитесь, какой смысл был похищать младенца, чтобы оставить его в лесу. Боюсь, наш юный Тедерик уже далеко от этих мест. Если Его Святейшество не одумается, то довольствоваться ему придется лишь вдовой Кубла, да и то, если наш почтенный бургомистр согласится ее выдать без боя. На императорских фрогтов в этом кантоне надеяться не приходится. Так что выпейте пива, брат Илларий, на вас просто лица нет!
Преподобный отвернулся от Замометича и отошел к окну. К сожалению, сербский архиепископ обладал редкой способностью читать его эмоции.
Несколько десятков стражников, а с ними все августинские братия во главе с настоятелем Бенедиктом, доминиканцы Инститорис и Шпренгер, а также Тилло и послушник Джеймс уже более часа обыскивали окрестности монастыря, заглядывая под каждый куст и приглядываясь к каждому следу. Впрочем, весь этот табун натоптал уже так много, что со следа сбилась бы даже лучшая легавая в охотничьей своре герцога Брабантского.
Стражники, по приказу бургомистра рыскали в поисках увечного Ганса, а Джеймс и Тилло, по строжайшему наказу преподобного Иллария высматривали любой намек на то, кто и куда мог увезти младенца Тедерика. Августинские же братия, судя по всему, бегали больше из чувства солидарности, бестолково сталкиваясь то со стражниками, то с кучером, к огромному его возмущению.