Приор Инститорис и декан Шпренгер, попеняв настоятелю Бенедикту на излишнюю старательность монахов, отчистивших пыточную от малейших остатков копоти и пепла, сосредоточили свое внимание на бренных останках несчастного брата Аппеля, которые дожидались срока погребения в прохладном подвале монастыря. Декан – неплохой рисовальщик – делал наброски с видами ожогов демонолога, а приор прикидывал и так и эдак, пытаясь уяснить, имеют ли раны брата Аппеля земное происхождение, и не являются ли свидетельством применения ведьминого огня.
Тилло с огромным облегчением оставил доминиканцев осматривать труп. Они неимоверно ему мешали всю дорогу, и когда он, по случайности, вдруг замечал на траве или земле что-либо любопытное, то вынужден был отходить в сторону, чтобы привлечь внимание божьих псов к чему-нибудь иному, и лишь после этого возвращался к заинтересовавшему его месту. Впрочем, сколько мест ни осмотрел Тилло, в расследовании он не продвинулся ни на шаг – малыш Тедерик как сквозь землю провалился вместе с калекой Гансом.
Джеймс не отходил от Тилло. Он пытался было полезть к нему с советами, но кучер так зарычал, и так страшно сверкнул из-под нахмуренных бровей черными глазами, что юный послушник немедленно умолк и отошел на безопасное расстояние. Так он и бродил следом за Тилло, насупленный и внимательный. Каково бы ни было отношение Тилло к наблюдательности Джеймса, но мелькнувшую вдалеке между деревьев черную фигуру, ведшую за поводья черного же коня, первым заметил все-таки послушник. Стараясь не привлекать внимания стражников и монахов, Джеймс и Тилло, как бы ненароком отошли в сторону, а когда высокие кусты скрыли их с головой, со всех ног припустили к черной, удалявшейся от них, фигуре, а догнав ее – растерялись. Перед ними находился молодой человек лет двадцати пяти, худой, очень бледный, с тонкими губами и большими, слегка навыкате, круглыми прозрачными глазами, в глубине которых прятался ужас. Весь вид молодого человека был настолько вопиюще нездешним, что Тилло не был уверен, понимает ли тот вообще человеческую речь. Незнакомец был одет в широкого кроя черные штаны до колен, без намека на гульфик, и черную же, просторнейшую блузу, стянутую в талии красным поясом. Голову его прикрывала странного вида шапка, более похожая то ли на котелок, то ли на коровий мочевой пузырь, натянутый до самых ушей.
– Кто вы, добрый господин, и что делаете в лесу? – осторожно спросил кучер, взявшись, на всякий случай, за эфес фальшиона.
Молодой человек остановился, и его крупный черный конь встал рядом, недоверчиво кося глазом на Тилло и Джеймса.
– Я зовусь Иеронимусом Босхом, почтенный. Я - художник в славном городе Хертогенбосхе и здесь проездом. – Незнакомец говорил хорошо, но с каким-то непонятным акцентом, странно растягивая слова.
Тилло покрутил на языке странное слово Хертогенбос, но так и не смог с ним справиться.
– И что же привело вас в швицкий кантон, господин, из вашего города?
– Я путешествую. А вечером заблудился, и всю ночь провел под деревом, неподалеку от небольшого монастыря. Сейчас же хотел бы разузнать дорогу к Люцерну.
– А не видели ли вы в лесу чего-нибудь странного этой ночью?
– Ах, мой добрый господин, знали бы вы как много странного и ужасного можно увидеть в этом мире, если освободить разум от оков. Разумеется, я видел много странного как и этой ночью, так и любой другой.
Иеронимус Босх смотрел прямо в лицо Тилло, при этом кучеру казалось, что тот пристально смотрит сквозь него . Тилло даже несколько раз обернулся, чтобы убедиться, что из-за спины не грозит никакая опасность. Но в лесу было тихо, и он решил, что Босх из Хертогенбосха не в своем уме. Но сумасшедший ли он, или нет, все же следовало выяснить, не скрывает ли чего-либо этот странный молодой человек.
– Не видели ли вы, почтенный художник, каких либо людей в лесу, не натыкались ли на младенца?
– На младенца? Как интересно! Нет, добрый господин, на младенца я, к моему прискорбию, не натыкался. А из людей видел лишь невысокого простолюдина, повешенного на дереве вон за теми кустами.
Разумеется, Иеронимус согласился проводить Тилло и Джеймса к повешенному, и даже любезно пошел вперед. За зарослями жимолости он остановился, и ткнул пальцем в сторону.