Впрочем, как бы не злился Папа Сикст, но Иллария он по-прежнему ценил, и даже иногда советовался с ним, не посылая, однако, никуда с важными поручениями. Несколько поездок за восемь лет, прошедших с окончания процесса вдовы Кубла, да и то лишь с представительскими миссиями – вот и вся легатская работа инквизитора за столь длительный срок. Илларий не роптал и даже испытывал удовлетворение от того, что события развивались именно так, как он и предполагал. Швиц прогнал из кантона фогта, а заодно и приора Инститориса с деканом Шпренгером, причем Инститорис дважды умудрился попасть в тюрьму за растрату денег от продажи индульгенций. Совсем недавно до Иллария дошли сведения, что Инститорис воссоединился со Шпренгером и вдвоем они написали книгу-пособие для инквизиторов, назвав ее «Молот Ведьм» и книга, якобы, совсем скоро будет напечатана. Бургомистр Ланге укрепил свои позиции в кантоне, и теперь Фуггеры потихоньку прибирали к рукам серебряные рудники, хотя император Максимиллиан и скрипел зубами. Несчастная вдова Эмма Кубла стала героиней Швица и богатейшей женщиной. Архиепископ Андрей Замометич, осевший в Базеле в надежде созвать новый Собор и избрать антипапу, был отлучен Сикстом от церкви за интриги против Престола, личные оскорбления и пасквили. Хотя и Базель, и Милан и Флоренция, которым Сикст давно уже был как кость в горле, встали на сторону Замометича, антипапой он так и не стал. А как только император поддавшись на уговоры Папы, отказал Замометичу в покровительстве, базельский суд арестовал мятежного прелата и поместил его в тюрьму. Четыре года назад Замометича нашли повешенным в камере, и преподобный Илларий не верил, что это было самоубийством.
Как бы там ни было, но заболевший, а скорее всего, умирающий Папа Сикст призвал Иллария в Ватикан, и брату Сильвестру за сутки пришлось пошить преподобному новую богатую рясу. Управившись с подгонкой по длине, толстый Сильвестр, с трудом выпрямившись, вышел, и тут же в келью вошел молодой монах брат Джеймс, по-прежнему оставшийся при Илларии в качестве помощника легата.
Брат Джеймс, в миру Якобо да Лука, единственный сын почтенного флорентийского аптекаря Агапето, неотлучно находился при преподобном уже более десяти лет. Попав по воле отца в послушание совсем в юном возрасте, он вполне свыкся с монашеской жизнью, и без сожалений и сомнений принял постриг. А поскольку юный Джеймс отличался разумом живым и острым, то для Иллария он стал настоящей находкой. Преподобный лично занимался образованием Джеймса, а молодой монах мало того, что подавал большие надежды, но и был весьма и весьма честолюбив. Во всяком случае, и Илларий и аббат Мазина прочили юноше блестящее будущее в церковной иерархии.
– Святой отец! Только что вернулся Тилло. Я передал ему, чтобы он явился к вам немедля, как отведет лошадь в конюшню.
– Очень хорошо, сын мой, можешь идти, – одобрительно кивнул преподобный, по привычке называя Джеймса сыном, в то время как к юному монаху следовало бы уже обращаться как к брату.
Разумеется, в келье Иллария зеркала не было, и он вертел головой то в одну, то в другую сторону, пытаясь оглядеть, как лежит новая ряса, а потому не сразу заметил, что Джеймс продолжает стоять у дверей, скромно переминаясь с ноги на ногу.
– Ступай уже на вечернюю молитву, – махнул рукой преподобный, с насмешкой глянув на Джеймса. – Я испросил разрешения у аббата, и ты сможешь поехать с нами в Рим. Очень хорошо, что Тилло вернулся именно сегодня, а то из брата Климентия кучер, как из меня доминиканец. В последнюю поездку он так растряс карету на ухабах, что бедный аббат Мазина отбил все бока, и до сих пор каждый вечер просит брата Фабиана растирать его медом и розмариновым маслом.
Услышав, что сможет сопровождать преподобного в Рим, Джеймс расцвел от радости. Накануне, узнав, что преподобный вызван к Престолу, он потерял покой. Весь день он клянчил и молил Иллария взять его с собой. Надо сказать, что честолюбивый Джеймс уже неоднократно, благодаря преподобному, попадал на глаза Его Святейшеству Сиксту, и даже два раза был удостоен папских беседы и благословения. Теперь же, когда Сикст был болен, и даже при смерти, Джеймс извелся от любопытства, кто же станет следующим папой. Он так замучил Иллария распросами, что тот, под большим секретом конечно, шепнул ему на ухо предположение, что Папой, возможно, станет кардинал Джанбаттиста Чибо, пользующийся поддержкой семейства Делла Ровере. Илларий скромно умолчал, что разбитная Корнелия Дориа, племянница кардинала Чибо, была любовницей Его Святейшества.