— Дурсль, подождите за дверью.
Пока Петуния исполняла приказ главы, она отчетливо услышала слова профессора Лонгботтома:
— Не делайте жизнь маленькой девочки адом.
— Что вы несете?
— Я помню свои годы… — Потом дверь сама по себе захлопнулась, и Петуния больше ничего не разобрала.
Через несколько минут из кабинета вышел профессор Лонгботтом.
— Вы свободны, мисс Дурсль. Вас не исключат.
— Правда? — еле шевелясь от страха, спросила она.
Учитель вытащил из кармана упаковку с шоколадной лягушкой и протянул ей.
— Конечно, вы наказаны. Будете каждое утро мыть совятник, начиная с завтрашнего дня.
"Она же знает, как я их ненавижу!" — Петуния зажмурилась и потерла лоб обеими руками, закрывая лицо от профессора.
— Ну-ну, это не так уж страшно.
— Не люблю сов.
— Как так? Они же лапочки! — Профессор Лонгботтом улыбнулся. — Кстати, — продолжил он шепотом, — оригинальное использование заклинания. У вас гибкий ум, мисс Дурсль. Бегите в свою гостиную и постарайтесь больше не влипать в неприятности, — он явно выделил слово "влипать".
— Спасибо. И за лягушку тоже.
— Хорошего дня.
Петуния побежала по коридору, чувствуя, как молодой профессор смотрит ей вслед.
Не успела она повернуть за угол, как со всего маху врезалась в Энди Джордана. У него в руках была стопка книг и пергаментов, которые веером разлетелись по каменному полу. Не сразу поняв, кто в него влетел, он чертыхнулся и наклонился, собирая свои вещи.
Питти присела на корточки и начала ему помогать.
— Прости пожалуйста, Джордан. Я не нарочно!
Только сейчас, казалось, поняв, кто перед ним, мальчик расслабился и тут же натянул улыбку:
— Не страшно, Питти. И зови меня Энди, хорошо?
— Да, да, конечно.
— Откуда это ты так бежишь? Неужели шахматный турнир кончился? Кто победил?
— Я не люблю шахматы.
Казалось, Энди был огорошен этой новостью. Быстро вернув самообладание, он вновь широко улыбнулся:
— А что тебе нравится? Не квиддич, как я понимаю?
— Даже не знаю. Я еще не освоилась.
Они все еще собирали листки, и тут Петуния резко остановилась. Она собиралась пергаменты в кучку и увидела, как из-под одного выглядывает что-то ярко-сиреневое. Безотчетно послушавшись своего любопытства, девочка вытянула пергамент за уголок и не смогла не ахнуть: на листке была изображена петуния. Почти такая, какую она нашла на кровати в день рождения, только другого цвета.
— О, наверное, Лара оставила у меня свои рисунки, — спокойно сказал Энди.
— Я думала, ты рисуешь.
— А что, красиво? Тебе нравится?
Совершенно сбитая с толку, Питти лишь кивнула.
— Возьми себе. Это же твой цветок нарисован?
— Угум, — выдавила Петуния, заливаясь краской.
— Ладно, — теперь смущаться начал и Энди. Он встал, забрав стопку из рук девочки. — Спасибо.
— И тебе, — выпалила она, затем добавила, очень смущенно: — За подарок.
Джордан пристально на нее посмотрел. Но, видимо, решил ничего не говорить. Он постарался, не опуская стопку на пол, привести ее в аккуратный вид. У него не вышло. Плюнув на это дело, она снова обратился к Петунии, которая, казалось, от смущения приросла к полу:
— Ты хорошо общаешься с Алом, да? С братом Джеймса?
— Да. А что такое? — Питти привыкла, что все ненавидят Альбуса, а потому сразу ощетинилась. Джордан не мог этого не заметить, но, видимо, решил притвориться, что все нормально. Он ответил:
— Лара сидит с ним и Скорпиусом на зельях. Мне просто интересно, с кем общается моя сестренка. Я хочу, чтобы у нее все было хорошо. В общем, просто братское любопытство.
Петуния немного успокоилась. Даже получилось улыбнуться. Хотя все ее мысли продолжал занимать цветок, нарисованный искусной рукой на пергаменте.
— Альбус хороший. И Скроп тоже. Не беспокойся.
— Конечно. Тем более, если им доверяешь ты.
Последнее Джордан проговорил шепотом. Петуния открыла в удивлении рот, но мальчик лишь неуклюже махнул ей рукой, чуть не уронив свою нестройную ношу снова, и был таков.
Пораженная девочка поспешила дальше.
— Нет, нет, нет. Успокойся, — просила Тина, которая после чемпионата застала подругу в полном смятении. Она даже не успела сообщить ей, кто стал чемпионом школы по шахматам.
— Да ты глянь! Просто глянь! — Петуния бросила вперед оба рисунка. Цветы на них и впрямь отличались только цветом да расположением. Было совершенно очевидно, что их писала одна рука.
— Вижу, — прошептала Клементина, переворачивая пергаменты изображением вниз. Они сидели в общей гостиной, где буквально в другом углу старшекурсники праздновали победу. — Но ты сама понимаешь, что никто из Гриффиндора не может попасть в нашу гостиную.