— Заберемся повыше, пока есть места.
Трибуна была построена в виде чаши и расширялась кверху. Первый ряд сидений начинался в примерно два человеческих роста от земли, что было для Питти необычно. У огромного табло располагались флаги играющих сегодня Домов: слева зеленый с серебристой змеей Слизерина, справа бордовый с золотой головой льва Гриффиндора. На дне этой "чаши" было поле, покрытое серой подмерзшей травой. Высокие шесты с кольцами на концах влажно поблескивали в прохладном воздухе.
— Разве места внизу не самые лучшие? — спросила Питти, оглядывая поле, на котором ничего не было начерчено, кроме огромной точки, указывающей на центр.
Скорп и Ал усмехнулись в унисон.
— Не в квиддиче! — ответил первый, и тройка продолжила восхождение.
Они добрались почти до самого верха. Дальше была только специальная трибуна для преподавателей, огороженная небольшим пространством и заборчиком, еще почти пустая. Только в самом центре сидела директриса: строгая женщина, укутанная в плащ в бордово-зеленую шотландскую клетку, с черной остроконечной шляпой на голове. Она, сверкая квадратными очками, переговаривалась с мадам Хуч, учительницей Петунии по полетам.
Девочка поняла, что ни разу не видела директрису вблизи, и задавалась вопросом, сколько же ей лет и сколько поколений учеников она успела выпустить за свою карьеру. Учеников, большая часть которых подвергается моральному давлению не только от одноклассников и однокурсников, но и от учителей, полтергейста, призраков, Филча, зловещего леса на периферии и даже от чертовых живых лестниц. "Интересно, — подумала Петуния, — только я так болезненно все воспринимаю? Не может же такого быть, что остальным тут нормально?"
— Мадам Хуч — судья в квиддиче, — пояснил Скорпиус, отрывая подругу от раздумий. — А директор МакГонагалл — ярая фанатка игры.
Зрители прибывали, в том числе наполнялась и трибуна с преподавателями. Они были за спиной, и Петунии постоянно казалось, что кто-то за ней наблюдает. Но когда она поворачивалась, на нее никто не смотрел.
Альбус и Скорпиус сели по обе стороны от нее и, попеременно забираясь руками в пакет поп-корна, обсуждали шансы на победу. Тремя рядами ниже и много левее устраивались девочки из ее класса. Клементина Мистерио, пропуская Жюли Триаль в середину, поднявшись с места, заметила Петунию и кивнула ей. Питти тут же помахала в ответ.
— О, это Роза и Мари-Виктуар! — сказал Скорп, указывая в ту же сторону, куда смотрела Питти, но на ряд ниже.
Роза была узнаваема в своей строгой темной мантии и рассыпанными по ней огненными волосами, а ее высокая старшая кузина зябко куталась в бежевое пальто необычного покроя. На ее миловидной голове воздушным облаком держался брендовый шарфик.
— Привет, Роза! — Скорпиус неистово помахал, чуть не уронив пакет с конфетами, которые не преминули бы случаем разбежаться, но рыжая девочка только смерила троицу взглядом, цыкнула и уселась к ним спиной.
Мари-Виктуар не обратила на поведение Розы никакого внимания. Питти не поняла, видела она Скорпиуса, машущего им, и специально проигнорировала, или просто не заметила в толпе.
— А Джеймс сейчас где?
— Видишь двери под табло? Они ведут к раздевалкам. Скорее всего, он там, — ответил Петунии Скорпиус.
— Как у вас с ним дела? — решила спросить Питти, повернувшись к Алу.
— Да никак. Мадам Хуч спускается на поле. Игра скоро начнется.
Это было правдой. Вскоре под восторженные визги толпы вышли команды игроков, капитаны пожали руки и игра началась. Петуния больше была поглощена поп-корном и яблоками, лишь изредка используя трещотку, когда Скорпиус радостно кричал. В целом она не следила, кто ведет, а кто проигрывает. Ее больше волновала опасная близость стремительно носившихся по воздуху игроков, а иногда и мячей, будто имеющих свой разум и летающих без помощи загонщиков. Или не будто…
Один раз, когда бладжер буквально влетел между голов их соседей по ряду, Петуния воскликнула:
— Им бы сетку поставить!
— Это было бы неинтересно! — перекрикивая толпу и комментатора, ответил Скорпиус.
Даже Альбус с ним согласился. "Волшебники точно сумасшедшие", — решила Петуния.
Игра затягивалась, все чаще наступали периоды почти полной тишины, когда только комментатор пытался поддерживать общий настрой. Дети уставали, и игроки, казалось, тоже. Начал накрапывать холодный дождь.
Несколько противных капель попали Петунии под воротник. Она поежилась. Холодало и темнело, а игроки все летали на метлах, гоняя мячи и будто даже не пытаясь загнать их в кольца.
— Чего все ждут? — не выдержала Петуния. Она в квиддиче ничего так и не поняла.
— Гриффиндор боится оставить кольца без присмотра, — начал объяснять Скорпиус. — Наш вратарь Флинт просто скала, через него не пробиться. Видишь очки? Десять у Гриффиндора, и то потому что Флинт чихнул, и двадцать у нас. Если Гриффиндор облажается до того, как их ловец найдет снитч, они или проиграют, или получат ничью. Поэтому они не отходят от своих колец. Нашим же выгодно нынешнее положение, опять же, в том случае, если наш ловец поймает снитч. Поэтому все просто мокнут под дождем и ждут, пока Бёрк или Присли поймают снитч.
— Два вопроса, — начала Питти, чувствуя, что захотела в туалет, — первый: кто Бёрк, а кто Присли? Второй: какой толк им от снитча?
Тут даже Альбус улыбнулся и впервые вмешался в объяснения:
— Снитч дает сразу сто пятьдесят очков! И заканчивает игру.
— А Бёрка и Присли не видно. Они где-то гоняются за снитчем, — добавил Скорп.
— Вне поля? — удивилась Петуния.
— Не совсем. Снитч в любом случае где-то рядом, — с надеждой ответил мальчик, смотря на серое, как его глаза, небо.
— Знаете, по-моему, в этих правилах явно есть изъян, — начала Петуния, но Альбус прикрыл ей рот рукой.
— Не обижай фанатов игры, когда находишься на ней самой. Это очень рискованно.
Петуния пожала плечами и заметила, как некоторые зрители покидают трибуну. Среди них маячили две кудрявые головы Джорданов. Роза цыкала и вертелась, и даже Мистерио обернулась, нашла глазами одноклассницу и состроила ей сочувствующую гримасу.
— Так, я отойду ненадолго, — решилась Питти и начала пробиваться к ближайшему спуску, иногда извиняясь, если наступала кому-то на ногу.
Игра была настолько неинтересной, что ее движения вызывали больше внимания, чем творящееся на поле. Видя десятки пар пялящихся на нее глаз, девочка решила, что возвращаться она не будет. Пройти в одиночку обратно, ловя презрительные взгляды, было выше ее сил. Но ведь она уже выбралась из ряда и спустилась на пролет, а надо было предупредить мальчиков, чтобы не пошли ее искать. Повернувшись, Петуния помахала кузену:
— Ал, съешь все за меня.
— Почему?
Услышав его четкий голос, Петуния поняла, насколько тихо на трибуне. И как ее хорошо слышно. Поэтому сказать задуманное "Мне скучно" она не осмелилась.
Из ряда пониже выбралась староста Хаффлпаффа. Питти забыла ее имя. Их взгляды на миг встретились, и девочка подумала, что было бы неплохо выбраться с поля вслед за ней, ведь старшекурсница точно знает дорогу, при ней никто Петунию не обидит, а еще, если повезет, она тоже держит путь в гостиную и сама откроет несчастный проход через бочки.
— Я не вернусь, — быстро ответила она кузену и поторопилась за старостой.
— Эй, ты чего? — Альбус встал с сидения. Скорп последовал его примеру, но пока оба не двигались с места.
Петунии становилось все более не по себе.
— Я пойду. Я устала.
Она, все еще глядя на друзей, продолжала спуск. Почувствовав подножку, Петуния мысленно выругалась. Катясь по грубо сколоченной деревянной лесенке, она думала: "Опять. Опять. Опять, Питти, опять ты попалась на такую тупую забаву, как подножка!" Злость на себя была ярче боли от ударов о лестницу и смеха буквально всей школы, следившей за ее эпическим падением. Почему-то в какой-то момент ступени закончились, и Петуния просто полетела в бездну.
Она совсем забыла, что нижние ряды трибуны для квиддича начинались на десятом футе от земли*.
В ту самую секунду, как несчастная Петуния, пролетевшая вниз головой с трибуны, приземлялась на твердое поле, под ней (трибуной), буквально на той же широте, была организована очередная внеочередная сходка. Присутствующих было, к счастью, мало (хотя кое-кто хотел бы, чтобы их было еще меньше): Гриб, Рыжий, Красавец и Красавица с укором смотрели на Клемента, будто он был в чем-то виноват. Последней явилась Зуб.