Волоски на моей шее встали дыбом.
— Вы… вызвали мертвых?
— Мертвых? — леди Илейн вскинула брови. — Люси, я Певчая, а не некромант, — она покачала головой от моей глупости и сказала. — Я изучала наше прошлое, как ученый: по старым книгам и манускриптам.
— И вы изучали гримуары, как тот, что есть у Скаргрейва?
— О, тот я никогда не видела, — сказала леди Илейн с горечью. — Агнес не говорила мне, что у нее есть эта книга, хотя так можно было бы избежать бед. Но я могла лишь найти обрывки того, что искала: очертания песни, упоминания о мелодии. Но со временем я отыскала достаточно, чтобы начать воссоздавать древнюю магию. Требовалось много сил и терпения. И постоянное внимание к деталям.
Я кивнула, ведь этого ожидала леди Илейн.
Она холодно посмотрела на меня.
— Есть ли это у тебя? Тебе понадобятся эти качества, это точно. Я научу тебя всему, что знаю и помню, но я не могу практиковать магию сама. Все будет зависеть от тебя. И это будет сложнее, чем ты думаешь.
Я встретила ее испытывающий взгляд.
— Я выучу все, чему вы меня научите.
— Тогда опусти руки и слушайся меня.
Я подчинилась, желая выучить первую чаропесню. Но крестная собиралась начать не с пения.
Она посмотрела мне в глаза.
— Я должна научить тебя, как дышать.
Глава двадцать четвертая
ДЫШАТЬ
Было не так и просто дышать по-новому. Необдуманный вдох, легкий выдох — об этом крестная сказала мне забыть. Теперь мое дыхание должно быть обдуманным.
Я старалась следовать указаниям леди Илейн, но шли часы, и мне казалось, что я тону.
— Не так быстро, — рявкнула она, когда я выдохнула. — Не дыши, как собака, — и через миг. — Нет, и не так. Ты звучишь, как пробитая волынка.
Так прошел весь день, пока леди Илейн не отпустила меня.
— Ты начинаешь понимать основы. Практикуйся каждый возможный миг. Даже пока спишь, если можешь. Мы продолжим уроки, когда ты освоишь это.
Оставшись одна, я рухнула в кресло, чувствуя себя почти так, словно я воевала с собой. Дышать обычным образом казалось роскошью, и теперь у меня не получалось. Горло пылало, грудь сдавило. Я смотрела на черную печку и думала о том, могла ли хоть какая-то магия стоить такой боли.
Да. Ответ пришел из глубины души. Безопасная магия стоила любой цены. Что угодно, только бы не попасться воронам! И леди Илейн предлагала мне это: безопасный способ петь. Я должна найти смелость научиться этому.
Решив показать свое рвение, я тренировалась, стараясь дышать новым странным образом часами. Я мало спала, тревожась за Норри.
Я все еще дышала по-новому с переменным успехом, когда Нат позвал нас два дня спустя. Как только он пришел, я спросила:
— Как Норри? — было ужасно не знать.
— Хорошо, — сказал он, к моему облегчению. — Как только она увидела окно, ей стало лучше, а теперь она готовит для нас с Пенебриггом. Она очень скучает по тебе, конечно, она даже почти готова спуститься сюда. Но, думаю, ей лучше этого не делать.
— Точно, — я не хотела, чтобы она снова через это проходила. — Скажи ей, что я тоже сильно скучаю, но ей стоит оставаться там.
— Скажу, — Нат проверил дверь и огляделся. — Где леди Илейн?
— Спит. Мы занимались допоздна прошлой ночью.
— О, — он остался у двери, растерявшись. — Может, это не лучшее время для урока?
— Не страшно, — но, как только мы устроились у огневого ящика, я ощутила от него запах осени — последних листьев, дыма Лондона и острый и не подходящий этой комнате привкус яблок. От этого у меня перехватило дыхание, я закашлялась.
Нат вскинул брови.
— Что-то не так проглотила?
— Не совсем, — ответила я. Он заинтересовался, но я молчала. Изучать магию было сложно, я не смогла бы объяснить это тому, кто ненавидел ее. И леди Илейн дала ясно понять, что такие дела нельзя обсуждать со всеми.
Я сосредоточилась на ровном и медленном дыхании, а Нат рассказывал мне о Тауэре и отрядах стражи и Вороновых, охранявших его.
— Гримуар в комнате Скаргрейва, — сказал он, — а она на самом низком уровне Белой башни, очень близко к тенегримам. И рядом с комнатой, которую ты захочешь избегать: комнате кормления.
— Кормления? — мне не нравилось название.
— Туда приводят узников и отдают тенегримам.
Я с трудом управляла дыханием, но Нат не замечал.
— Стены толщиной в десять футов, — сказал он. — Я нарисую тебе карту Тауэра.
Он работал, а я думала только о дыхании. Не о комнате кормления, только не об этом… Когда я посмотрела на его рисунок, где были и тайные ходы, я вдохнула иначе, с потрясением. Он хорошо рисовал, и набросок был красивым.