— Работай над дыханием, — сказала леди Илейн. — Еще раз.
Это пение не было похоже на Дикую магию. От этого пения гудело в голове, горело горло. Но я не отступала, пела фразу снова и снова, столько раз, сколько она приказывала.
Наконец, леди Илейн просияла.
— Спой точно так же. Еще раз!
Я спела, придерживаясь той же интонации.
Бледные губы крестной растянулись в улыбке.
— Мы сделаем из тебя Певчую.
Слова леди Илейн придали мне в тот день уверенность. Но через две недели от уверенности не осталось и следа. Я упражнялась часами, но не могла спеть разжигающую чаропесню. Близился конец января, и мы с леди Илейн начали отчаиваться.
— Еще раз, — мрачно сказала леди Илейн, сороковой урок длился уже четвертый час. — Еще раз.
Я спела снова. Напряжение, интонация. Я знала, как все должно быть, чтобы получилась магия. Но дыхание дрогнуло, я не допела фразу, и это не исправлялось.
— Не понимаю, — сказала леди Илейн. — Это простейшая чаропесня в репертуаре. Это должно быть пустяком, — она покачала головой. — Ты не стараешься.
Я покраснела.
— Поверьте, стараюсь.
— Сложно поверить. И если это так, все пропало. Нам нужны чаропесни скрытности и песня, что разрушит гримуар, а они намного сложнее.
Я отвела взгляд.
— Знаю.
— Будь тверже, — приказала леди Илейн. — Сильнее.
Я попыталась снова исполнить песню. Но это пение мне не давалось, и чем сильнее я пыталась, тем неприятнее оно казалось, словно я заставляла тело делать то, что оно не должно было. Горло болело, и даже самые нежные ноты обжигали грудь.
Леди Илейн поджала губы.
— Работай усерднее! Еще!
Я попыталась снова… и не справилась.
Тишина после песни была ужаснее всего.
— Ты сдерживаешь себя, — возмутилась леди Илейн. — Ты намеренно сдерживаешь себя.
— Нет, — я старалась держать голос ровным, я устала и почти плакала. — Я все отдаю этой песне.
— Ты так говоришь, — леди Илейн так впилась в свои бусы, что я подумала, что они порвутся. — Но если это так, то я могу лишь заключить, что я ошиблась насчет твоего дара. У тебя нет таланта и силы, я не угадала. Может, ты уже растратила свою силу.
Я в ужасе посмотрела на нее.
— Такое возможно?
— С Дикой магией все возможно, — она закрыла глаза, словно мой вид вызывал у нее отвращение. — Какой бы ни была причина, ясно, что я зря тебя учила. Уроки закончены.
— Но…
— Никакой мольбы. Ты — разочарование, печальный конец великой семьи. Я закончила, — она пошла к двери, что вела в ее спальню, и захлопнула ее за собой.
Я стояла у огня и дрожала. Как она могла так меня бросить?
Она знала, что я ничего не стою. Я была последней в роду, была ошибкой.
Нет. Я не могла слушаться этих мыслей. Я смогу. Я буду упражняться снова и снова, пока не смогу.
Но мысли были пустыми. Слова леди Илейн в голове звучали намного громче:
Ты — разочарование.
Я закончила.
Я расхаживала по комнате, стараясь прогнать ее голос. Но стены сдвигались вокруг меня, как в гробу, давили, и я едва могла дышать…
Я должна выйти. Должна. Должна.
Я схватила лампу, отодвинула засов на двери и выбежала.
Глава двадцать восьмая
ИГРА С ОГНЕМ
Сначала я думала только о беге, о радости побега. А потом поняла, куда меня несут ноги: в комнату, где собирался Невидимый колледж.
Место было хорошим. Скрытым, может, даже лучше многих мест здесь.
Я скользнула в пустую комнату, поставила лампу на стол и огляделась. Я приходила сюда пару раз с Натом, но одной здесь находиться было странно. Комната была создана для толпы, стулья стояли так, чтобы передо мной сидели зрители. Я вспомнила чтение мыслей, что проводила здесь, и то, к чему это привело, и поежилась.
Комната была неуютной. Хуже того, на столе передо мной стояла незажженная свеча такого же размера и формы, как та, которую я пыталась зажечь с леди Илейн. Норри сказала бы, что это знак. Сказала бы, если бы могла сюда спуститься.
Но знак чего? Моего поражения? Стыда?
Или знак того, что мне нужно пытаться?
Я схватилась за стол. А если я спою здесь, без леди Илейн, стоящей за мной и критикующей все? Сработает ли тогда чаропесня?
Призрак надежды придал мне сил. Пока решимость не растаяла, я сосредоточилась на свече и запела.
Ничего не случилось. Я пыталась три раза, но свеча стояла передо мной, холодная и безжизненная.