— Я и не собиралась больше так делать, — сказала я, но знала, что это лишь отчасти правда. Когда я сняла рубин, и музыка очаровала меня, было сложно сопротивляться.
— Никто не может сразу делать все. Так возможно только с Дикой магией.
— Я же сказала, я больше не сниму камень, — я не хотела погибнуть, как мама, которую предала Дикая магия, пока ее окружали тенегримы. Может, Проверенная магия была не такой сильной, но она была безопасной. И после того, как я побывала в сознании Скаргрейва, я хотела этого больше всего.
Я посмотрела на свечу перед собой.
— Позвольте мне попробовать еще раз.
— Что попробовать?
Я задула свечу.
— Зажечь ее вашим способом.
— Ты достаточно сделала для одного вечера, — начала леди Илейн.
Но я уже начала петь, дыша так, как она меня учила.
Я смогу.
Чаропесня все еще казалась чужой, обжигала и причиняла боль голове, но в этот раз было проще. Я поняла от Дикой магии, как применить разжигающую песню, и как она должна работать. И с каждой нотой мой голос поднимался с силой и непреклонностью.
Но свеча не горела.
Я направила все мысли на это и пела, сосредоточившись на каждой ноте, фразе, на каждом изгибе.
Последние ноты срывались с губ, фитилек оставался холодным и черным.
Я расстроилась и допела финальную ноту, низкую и длинную.
Песня закончилась. Все. И я провалилась. Я отвернулась, руки дрожали.
Леди Илейн потрясенно вдохнула.
Я развернулась. На фитильке подрагивал огонь, слабый, но он там был.
Я заставила чаропесню работать.
Глава тридцатая
МАСТЕРСТВО
Следующие недели прошли в пении и магии. Каждый день я изучала что-то новое, порой мне казалось, что я развиваются почти с каждым часом.
Но не все было так просто.
— Еще раз! — продолжала рявкать леди Илейн день за днем, час за часом. Она была требовательнее обычного, она ругала меня за то, что я пела слишком громко, слишком тихо, слишком пронзительно, слишком низко, слишком страстно, слишком бойко, слишком беспечно. Некоторые дни проходили только в постоянных повторениях. — Еще раз! И в этот раз пой правильно! — я слышала приказы даже во снах.
Но критика леди Илейн жалила не так сильно, как раньше. Медленно, с ошибками и болью я училась нужным чаропесням, и это было важно.
И хотя на это уходило больше времени, чем нам бы с леди Илейн хотелось, я быстрее продвигалась с другим магическим заданием: чтением манускрипта Певчей с песней, разрушающей гримуар.
Страницы были покрыты зачеркиваниями и потертостями, казались нечитаемыми сперва, но я слушала объяснения леди Илейн и начинала понимать связь между символами на каждой странице и звуками чаропесни, которые они обозначали.
Леди Илейн хлопнула в ладоши от радости.
— К этому у тебя талант.
Я смотрела на страницы, поглощенная их загадками.
— Прекрасный дар, — говорила леди Илейн, но теперь рассудительно. — И очень полезный. Он тебе пригодится.
Я отвела взгляд от пергамента.
— Я думала, что манускрипты Певчих редко записывали, и что Скаргрейв все их сжег.
— Он сжег мою библиотеку, — голос леди Илейн подернулся гневом и сожалением. — Но он не сжег все, я уверена. Что-нибудь еще осталось, — она указала на строку на странице. — Хватит разговоров. Пропой это мне. И держи голову именно так, как я тебя учила.
Я продолжала работать с манускриптом, порой замечала, как леди Илейн смотрит на меня с гордостью, а порой и со сдержанным уважением. И уважение усилилось, когда, после часов болезненных упражнений, я заставила чаропесню скрытности работать.
— Отлично, отлично, — прошептала леди Илейн. — Я едва тебя вижу, хотя тебя озаряют свечи. И ты невидима в тенях.
Было поразительно видеть, как пропадает мое тело, и я чуть не упустила песню в некоторых моментах. Но постоянные упражнения помогали мне. Хотя голова ужасно болела, я дышала правильно четверть часа, и магия песни оставалась со мной, пока я не закашлялась.
— Это начало, — сказала леди Илейн, когда я снова стала видимой. — Но мы должны повысить твою выносливость.
Наши уроки стали длиннее и напряженнее, и я становилась все лучше, а леди Илейн поддавалась и начинала рассказывать мне истории. Сначала это были кусочки о ее приключениях как Певчей, но потом она рассказывала и истории тихим голос о том, как женщины из нашего рода скрывали свою магию от своих мужей («Мужчинам нельзя доверять. Ни мужьям, ни отцам, ни сыновьям»), как ее муж считал неслыханным ее тягу к чтению («Повезло, что я умела отпирать замки»), и как она так и не родила детей, но хотела их («Если бы я могла выбирать, все они были бы дочерями»).