У Марии хватило сил, только чтобы прохрипеть:
— Я не пьяная... Ребята, пожалуйста, вызовите скорую, мне плохо...
— А кому сейчас хорошо? Встаём, встаём, нечего посреди улицы валяться! — Её поднимали под руку, тащили вверх, не очень-то церемонясь. — Документы предъявляем!
— В сумочке... паспорт, — простонала Мария сквозь огненный ад в груди. — Сами достаньте...
— Мария Климова? — У патрульного брови полезли на лоб. — Это вы?! Ой, простите, я вас не сразу узнал... Моя жена — ваша фанатка! Обалдеть!
Вечерний город кружился каруселью лампочек, выжигая беспощадным электрическим огнём сердце Марии, а потом его выключили, и настала чернота.
11. Слабое место
Голос Марии лился с экранов, принося в дома зрителей чистый благодатный свет хрустального храма. Молитва Богородице ложилась мягким снегопадом, сияла золотой лампадой, и в небе будто раскрывались два огромных крыла, защищая людей своими волшебными объятиями.
Но Мария ещё не знала, что её исполнение творения Шуберта уже называли лучшим в истории: по тонким трубочкам в её ноздри струился кислород, в вены вводились лекарства, а в реанимационную палату пока не пускали даже родных. Её сердце, из которого рождалась эта светлая музыка, боролось за свою жизнь, поражённое инфарктом.
Врачи ограждали сердце от малейших волнений, чтобы его биение не учащалось. В тяжёлом тумане от обезболивающих, снотворных и седативных лекарств тянулись часы, сутки... Времени не существовало, не было солнца, снега и ветра, день перепутался с ночью, только сухие губы шевелились беззвучно. Что с них слетало с тихим дыханием? «Ave Maria» или «Влада»?
Через несколько дней к ней ненадолго пустили маму. Та принесла ей Ксюшины рисунки. Дочка изобразила забинтованное сердце, которое окружила рамочкой из цветов, а рядом с ним поместила себя, трогательно обнимающую его.
Мария была отрезана от мира, новости сюда не проникали — усердными стараниями врачей, конечно. Ей не разрешались никакие средства связи, даже часов у неё не было — впору царапать на стене зарубки-дни, ведя свой календарь, будто на необитаемом острове. Влада улетела, они не поймали её — только эта мысль грела, успокаивала и поддерживала. Упорхнула, свободная, даже рукой им на прощание не помахав. Ничего, обойдутся без прощаний. Жаль только, что Ксюшка так и не узнала, кто сидел с ней в одном зрительном зале...
Когда Марии стало лучше, и её перевели из интенсивной терапии в обычную палату, к ней пришёл человек в штатском костюме, но она сразу догадалась, в каком учреждении он служит. Увы, теперь у неё был глаз намётанный, сотрудника правоохранительных органов она узнавала безошибочно, кем бы он ни нарядился.
— Мария Дмитриевна, мы не беспокоили вас, пока ваше состояние было тяжёлым, но теперь я вынужден сообщить вам неприятную новость. Вам будет предъявлено обвинение в укрывательстве. Вы помогли скрыться опасной преступнице, которая уже длительное время прячется от правосудия. Вы изменили её внешность и помогли уйти от сотрудников, которые вели за ней наблюдение. Я говорю о Владиславе Василиади. Она обвиняется в пособничестве террористам, незаконной торговле оружием, а также в многочисленных экономических преступлениях в особо крупном размере. Вы своими действиями воспрепятствовали её задержанию, и госпожа Василиади снова ушла от наказания, укрывшись на территории государства, с которым у нас нет соглашения о международном сотрудничестве в сфере уголовного преследования. Какие могут быть для вас последствия? Весьма неприятные. Учитывая серьёзность обвинений, предъявленных госпоже Василиади — вплоть до лишения свободы.
Боль снова вонзила зубы в сердце — до искр перед глазами. Мария глухо простонала:
— Да идите вы к чёрту. Я не верю, что она виновна во всём том, что ей приписывают.
Палата поплыла вокруг неё, ад в груди развернулся с новой огненной силой. Она уже не видела и не слышала, как сотрудник в штатском выскочил за дверь и принялся звать доктора.
Всему виной был тромб, закупоривший один из сосудов сердца. К чести врачей, справились они с грозной опасностью оперативно: тромб удалось обнаружить и удалить, прежде чем он успел привести к новому инфаркту. Это была высокотехнологичная эндоваскулярная операция, потребовавшая местной анестезии и всего одного маленького разреза на коже для введения катетера в кровеносную систему. На поиск тромба и его извлечение было очень мало времени, счёт шёл на минуты: лишённые кровоснабжения ткани сердечной мышцы гибнут быстро. Там уже был один омертвевший участок внушительной площади, добавления к нему второго крупного некроза сердце уже не выдержало бы.