Его окружают слухи: говорят, что он спас дочь Радзивилла, красавицу Барбару от английского жениха-вампира; он же разоблачил, как вурдалака известного магната, семидесятилетнего старика Гольшанского.
Последнее расшевелило варшавское гнездо — в сентябре 1815 года на Потоцкого было совершено дерзкое нападение. Вечером у ворот его дома на него набросились четверо негодяев. Потоцкий, отменно владевший саблей, отбился от них, получив лишь незначительные раны. Увы, раны были нанесены зубами!
Он принял все меры — но древние книги не зря говорили, что нет лекарства от укуса вурдалака. Он описывает в дневнике свои ощущения. Симптомы нарастали день ото дня. Убедясь, что снадобья не спасают от метаморфоза, что день ото дня не только внутренние органы, но и мышление претерпевает ужасные изменения, он решил умереть человеком любой ценой. Изготовив собственноручно серебряную пулю и освятив ее у капеллана, он пустил ее себе в голову ночью 2 декабря 1815 года.
Долгие годы имя его пребывало в безвестности. В середине прошлого века вспомнили о Потоцком — литераторе: его «Рукопись, найденная в Сарагосе» стала бестселлером.
События последних лет заставляют искать труды Потоцкого — медиевиста. Вспышки коровьего бешенства и, вслед за ними, болезни Кройцфилда-Якобса заставляют опасаться возрождения вурдалаков.
Египетское зеркало
Нравы и обычаи времен Великой Отечественной войны 1812 года отличались от нынешних, и когда помещик Рюмин Михаил Васильевич взял к себе раненого офицера французской армии, тому никто из соседей не удивился. Капитан Анри де Бюсси у Рюмина находился, разумеется, на положении гостя: обедал, если позволяло самочувствие, за столом хозяина, участвовал в послеобеденных беседах, вечерами вместе с молодежью развлекался так, как обыкновенно развлекаются в домах провинциальных помещиков средней руки.
На святки затеяли гадание, не на женихов, а так, просто. Узнав, что наиболее успешным гадание бывает на зеркалах старинных, Анри де Бюсси предложил свое, старее которого, по его словам, вряд ли и сыскать. Во время египетского похода он нашел зеркало в одной из усыпальниц, вскрытой учеными мужами, и решил сберечь на память. Говорят, усыпальнице той пять тысяч лет, значит, и зеркалу не меньше!
Зеркало оказалось овальной бронзовой пластиной. Одна сторона, отполированная до блеска, хорошо отражала предметы, разве что окрашивала их в натуральный бронзовый цвет, другая же несла на себе таинственные знаки, в центре побольше — глаз в треугольнике, а вокруг него множество мелких. «Гиероглифы», как определил сосед Рюминых Лазорев, человек начитанный и опытный.
Зеркало унесли в темную комнату, зажгли рядом с ним свечу, прошептали соответствующие случаю заклинания и затем пригласили желающих по одному заходить в оную комнату и в зеркале провидеть собственную будущность.
Гости (а гости к Рюминым после появления француза зачастили) шли в гадательную залу с веселою усмешкой, но возвращались растерянные и даже потрясенные. По опыту прошлых предприятий следовало в минуту нахождения в темноте сочинить видение, да такое, в которое и самому поверить не стыдно. Сейчас же то ли из-за того, что заклинания впервые прочитались правильно, то ли древность зеркала сказалась, а может, виною всему была особенная настойка на лесных травах, что пилась за ужином, но в зеркале каждый действительно что-то видел, и такое, чем делиться с другим не хотел.
Гости впали в раздумчивость, веселье угасло само собою, и Анри де Бюсси, извинившись, унес злополучное зеркало к себе.
Впрочем, уныние было отнюдь не всеобщим, дочь хозяина, шестнадцатилетняя Ольга была хотя и смущена, но определенно довольна, а с нею и еще человека три из числа собравшихся.
Неделю спустя во время охоты Анри де Бюсси упал с лошади и у него, совсем уже было поправившегося, вдруг открылись раны. В пять дней капитана не стало.
Имущество, состоящее из умеренно поношенной одежды и нескольких серебряных монет, он отказал ходившему за ним дворовому малому, а книгу, французское издание «Дон-Кишота» и египетское зеркало попросил хлебосольного хозяина принять в память.
Погоревав о кончине француза, семейство Рюминых вернулось к жизни прежней, размеренной. Книгу и зеркало у папеньки выпросила Ольга, которой, как единственной дочери (Рюмин одарен был еще пятью сыновьями, от двух до десяти лет), отказа не было, поскольку книга, по мнению соседа Лазорева, оказалась вполне нравственной, а зеркалу и быть должно у девушки, у кого же еще?