Но убирать пшеницу было некому — сил на это у поселенцев не осталось.
Гриффин и Смит, люди отзывчивые и добросердечные, стали ухаживать за поселенцами — всего их было сорок семь человек. Число их сократилось до сорока двух, прежде чем Гриффину пришло на память старое индейское средство — сырой картофель.
Поскольку картофель на полях, возделанных аронитами, водился, лечение начали проводить широко и интенсивно — каждый съедал миску тертой сырой картошки трижды в день. И дело пошло на лад — язвы затянулись, кровотечения, которые особенно донимали женщин, прекратились, силы стали постепенно возвращаться к людям.
Поселенцы рассказали, как в августе затряслась, задрожала под ногами земля, а где-то вдалеке долго грохотал гром. На следующий день принесло облако пыли, что покрыла тонким слоем все и всех. «Словно дьявол вырвался из подземелья на волю», говорили они.
Дьявол или не дьявол, но болезнь поразила поселение, и не пришли Провидение добрых людей, как знать, чем бы все кончилось.
А дальше все было, как в классическом коммерческом рассказе — с богачеством и хэппи-эндом. Дьявол-то вырвался не просто так, а потому, что арониты нашли золото в горах. Но поскольку аронитам богатство не подобает, и жить они должны только плодами своего труда, прежде всего земледелием, явилось искушение, которое поколебало веру. Вот дьявол и вырвался.
Арониты решили покинуть проклятое место и уйти на сотню-другую миль к югу — труда они не боялись, боялись распрей, зависти и недовольства, которые, по их мнению, являются неотъемлемыми спутниками золота. А месторождение подарили своим спасителям.
Смит и Гриффин разбогатели, стали известны всему американскому миру, и, вероятно, именно они и послужили прототипами Смока и Малыша, героев Джека Лондона.
4
Истории эти объединяет то, что во всех описано некое явление, случившееся 14 августа 1886 года. Вулкан, полярная вспышка или взрыв — всяк объясняет в меру своего разумения. И после физического феномена людей поражала странная, похожая на цингу болезнь.
Можно предположить, что люди страдали не цингой, а лучевой болезнью. А вулкан и полярная вспышка были ядерными взрывами.
Или эхом ядерных взрывов. Эхом не в пространстве, а во времени.
Термоядерные реакции задевают фундаментальные законы вселенной. Звезды, объекты, на которых происходят эти реакции, обладают свойством искажать пространство. Возможно, они искажают и время.
Как знать, не происходят ли подобные искажения и при искусственных термоядерных реакциях?
В своих мемуарах Э. Теллор пишет, что практическая мощность ядерных взрывов обычно составляет 55 — 60 процентов от теоретической. Куда исчезают 40 — 45 процентов? Теллор заявляет, что они теряются не в пространстве, а во времени!
И тогда явления, о которых написано выше — это своего рода гармоники, эхо. Быть может, гармоники уходят и в более далекое прошлое, о котором мы просто ничего пока не знаем.
Как образуются эти гармоники? Не исключено что когда количество взрывов превышает некий критический порог, происходит прорыв во времени, и все взрывы проявились в один день в 1886 году. Воистину критический день.
Племя Болотного Змея
Первым, по крайней мере, в Российской Империи, племя, или как бы сегодня сказали, малую народность цмоков описал в тысяча восемьсот семьдесят четвертом году Зарецкий Никодим Евграфович, отошедший от дел богатый фабрикант.
С цмоками он познакомился случайно — во время охоты на болотах своего недавно купленного поместья Лисья Норушка Зарецкий ранил одного из дозорных племени, приняв того за дичь.
Дело в том, что цмоки живут не на болотах, а, скорее, в болотах, земноводным образом, и распознать в притаившемся цмоке человека практически невозможно. Дозорного подвело собственное любопытство — он впервые видел ружейного охотника, гром выстрелов его напугал, он пошевелился — и получил заряд дроби.
Зарецкий донес раненого до усадьбы: весил тот немного, а новоявленный помещик физически был очень крепок. Уездный доктор, срочно позванный Зарецким, помимо прочего назначил раненому для успокоения боли лауданум. Препарат произвел парадоксальное действие: раненый стал словоохотлив и рассказал многое, чего говорить был не должен.
Зарецкий понимал раненого с трудом — говорил тот на языке, который напоминал русский лишь отчасти. Похожий говор Зарецкий встречал в глухих деревушках под Вильно, куда доводилось ездить по делам, были и слова, напоминавшие болгарские.