К счастью, через несколько минут пожаловал лакей. Настоящий ливрейный лакей, и, если бы не смуглость кожи (к облегчению своему Разумовский заметил, что она чистая, значит, есть шанс, что болезнь все-таки не заразная), его можно было бы принять за знаменитого Джорджа Батлера, дворецкого графини Толстой‑Мануковской, на которого ходили смотреть великосветские хлыщи, стараясь перенять невозмутимость, достоинство и такт.
Лакей, узнав о цели посещения, церемонно провел путников по мощеной дорожке к замку, сопроводив до гостиного зала — большого, со щитами, мечами и боевыми топорами, размещенными по стенам и доспехами, установленными у дверей.
Предложив гостям кресла — древние, но жесткие, лакей пошел докладывать. Очень быстро спустился господин, одетый как знатный вельможа екатерининских времен — или, елизаветинских, Разумовский был нетверд в истории костюма. Камзол, панталоны, чулки, башмаки с золотыми пряжками и длинный парик на голове. Это был не князь Хвощанский, а его друг доктор Водсворт, как признался маскарадный вельможа. Князь еще вчера отправился в Нью-Йорк. Нет, они не разминулись, князь отправился морем — побережье находится в трех милях от Бельвью, и там у князя есть собственный причал с роскошной яхтой «Буревестник», на ней он и отплыл. Вернется недели через две, в Нью-Йорке у князя дела. Но он, доктор Водсворт, от имени хозяина предлагает графу Разумовскому и мичману Лиханову воспользоваться гостеприимством поместья Бельвью и приятно провести время до возвращения князя, если, разумеется, у них нет спешных и неотложных дел.
Спешные и неотложные дела могут подождать, решили граф и мичман — и предложение приняли. Спустя некоторое время, смыв с себя дорожную пыль и облачившись в новые одежды (княжеский камердинер подобрал из запасов князя Хвощанского подходящее платье) они сидели в обществе Водсворта на террасе и смотрели вдаль. Тысячи акров земли занимали плантации кофе. Весь Нью-Йорк пьет кофе, выращенный в Бельвью. Плантации устроены превосходно, местные жители прилежны и трудолюбивы. Шрамы? Вы их заметили? Да, это дикий, варварский пережиток, нечто вроде обряда инициации. Считаясь добрыми католиками, островитяне исповедуют и древнюю религию предков, некогда вывезенную из Африки. Согласно требованиям этой религии, они и истязают себя. Хотя, вероятно, в обряде есть определенный смысл — пройдя его, человек становится почти невосприимчивым к холоду, голоду, боли, обретает недюжинную выносливость, способен многие часы, не отвлекаясь, выполнять самые монотонные действия — в общем, один местный работник стоит трех с восточного побережья. В чем заключается обряд? О, это великая тайна островитян, но, как знать, вдруг да и удастся показать обряд дорогим гостям.
Сам доктор Водсворт — просто старый друг князя. Нет, он не врач, научную степень доктора принесло увлечение энтомологией, в частности, бабочками. На Гаити для энтомолога подлинный рай, а родная Англия, усеянная заводскими трубами, потеряла привлекательность. Разве что далеко от Лондона, на торфяных болотах Девоншира... Но в Бельвью уютнее и теплее.
Последовал ужин, изысканный и тонкий. Впервые за долгое время вместо опостылевшего рома странники пили арманьяк, достойный русского человека, просто шустовский финьшампань, как сказал Лиханов, выпив одну за другой полдюжины рюмок. Потом устыдился, и спать пошел на своих ногах, Разумовский же и вовсе ограничился рюмкою, поскольку хотел произвести впечатление человека ответственного, да и по склонности характера пил лишь от тоски. Сейчас же впереди светила надежда — должно, князь не откажет помочь соотечественнику, если уж дружит даже с англичанами. Англичан Разумовский не любил и полагал, что и все нации их не любят. Собственно, не людей англичан, а нацию англичан: французы, хоть и со скрипом, а пустили к себе эмигрантов, бывшие враги-тевтоны тоже приютили тысячи и тысячи потерявших родину, Англия же, даром, что союзница, смотрела на братьев по оружию, как солдат на известное насекомое. То, что отнюдь не бабочка.
Но и люди тоже хороши... Доктор Водсворт человек во всех отношениях достойный: гостеприимный хозяин, остроумный собеседник, ученый муж, но не лежала к нему душа Разумовского. Не только не лежала, а вопила, требуя бежать из поместья, из роскошной гостевой комнаты, и черт с ним, с князем Хвощанским, не грех и попозже зайти. Если жив останется.
Отнеся пустые страхи к переутомлению, накопившемуся в нем за последние годы, Разумовский постарался уснуть. В отличие от предыдущего ночлега сегодня ему повезло — тонкое постельное белье, удобная кровать под балдахином, графин шерри на прикроватном столике, совершенная чистота, в комнате витал приятный аромат. Но уснуть он не мог, как ни пытался. Даже стаканчик шерри не помог. Возможно, оттого, что легли они непривычно рано — доктор Водсворт объяснил, что в Бельвью заведено рано ложиться и рано вставать.