Плохой знак.
Старик посмотрел на Дел.
— Ты убила одного из нас. Такое не прощается, как не прощается и любая ненужная смерть.
Дел даже не моргнула.
— Ты согласилась заплатить долг меча родне Балдура, но он был одинок. Поэтому ты заплатишь Стаал-Уста.
Дел кивнула.
— Мы были снисходительны, вынося приговор. Мы предлагаем тебе выбор: жизнь или смерть. Ты согласишься на изгнание и уйдешь или останешься и будешь убита.
Все собравшиеся разом заговорили. Некоторые считали приговор справедливым, другие возражали.
Я посмотрел на Стиганда. Вот значит как. Старик все же помог. Я поискал глазами Телека — его лицо ничего не выражало, но в серых глазах я заметил удовлетворение. Честь Стаал-Уста не пострадала, Дел наказана, оба они получили что хотели: они освободили Обитель от болезненных воспоминаний о смерти и рождении.
Я выдохнул с облегчением. Теперь мы могли ехать на Юг, возвращаться домой.
— Насколько, — спросила Дел, — я изгнана?
— Навсегда, — ответил Стиганд.
Дел не удивилась и кивнула.
— Я бы хотела выкупить год.
Все снова замолчали. Люди удивились так, что у некоторых открылись рты.
Стиганд растерялся.
— Выкупить год?
Голос Дел звенел в холодном воздухе.
— Я прошу отложить первый день изгнания на двенадцать месяцев. Я заплачу.
— Зачем тебе это? — потребовал Стиганд.
— У меня есть ребенок, — Дел смотрела ему в глаза. — Хотя бы год я хочу побыть матерью.
Телек закрыл глаза.
Стиганд покачал головой.
— Это неприемлемо… Ты бросила девочку…
— …потому что вынуждена была сделать это, — тихий голос Дел был наполнен такой страстью, что звучал как крик. — Какой матерью была бы женщина без чести? Какую жизнь могла бы я предложить ребенку? Одни несчастья? И поэтому я произнесла клятвы и оставила девочку, чтобы получить кровный долг и вернуть честь своей семье… чтобы и у Калле было хоть немого чести, — она посмотрела в глаза Телеку. — Я не собираюсь забирать ее у вас. Я прошу позволить мне делить ее с вами один год, а потом она будет навеки ваша. Она останется здесь, а я уеду, — Дел не скрывала горечи. — Разве я так много прошу? Один год против целой вечности.
Аиды, баска, о таком мы не договаривались.
Лицо Телека помрачнело, но Стиганд расстроенным мне не показался. Он даже улыбнулся.
— Ты сказала, что готова заплатить за год. Чем? Своей жизнью и изгнанием ты платишь долг меча Стаал-Уста… Так что у тебя остается?
— Кровный дар, — ровно ответила она, — за год.
Стиганд говорил мягко. Он был уверен в исходе.
— Я снова спрашиваю: что? Ты хочешь отдать яватму?
— Нет, — тихо ответила Дел. — Я дам вам нового ан-истойя. Я отдаю вам на год Песчаного Тигра.
38
Вокруг меня только шум. Все говорили со мной, говорили обо мне: Стиганд, Телек, другие члены вока, все Северяне с острова. Но для меня их слова были просто шумом, вообще все превратилось в ровный шум. Я легко ушел от него, пробившись сквозь толпу, и наконец добрался до Дел. Я потянулся, схватил ее за руку повыше локтя и подтащил поближе.
— Нам нужно поговорить.
Вока выпустил ее из клетки. Каждый вытащил свой меч и убрал его в ножны, демонстрируя этим свое согласие. Только два меча остались в земле: ни Стиганду, ни Телеку идея Дел ничего хорошего не сулила, но решение принималось большинством голосов и в конце концов им пришлось выдернуть мечи. Дел выкупила год.
Она попыталась вырвать руку, но я только крепче сжал пальцы и Дел сдалась. Она позволила мне вытащить ее из сутолоки и протащить через лес к берегу, где была привязана наша лодка.
Я отпустил ее руку, не сомневаясь, что там, где лежали мои пальцы, остались красные пятна, которые к утру посинеют.
Дел держалась скованно, неуверенно и с интересом рассматривала горы, упирающиеся в небо. Звуки беспрепятственно летели над водой. Я слышал ржание лошадей и мне даже показалось, что я узнал жеребца.
Я показал на лодку.
— Что, — начал я спокойно, — помешает мне сесть в лодку и уплыть?
— Ты не умеешь грести, — ровно ответила Дел.
— Я быстро учусь… и ты сделала все, чтобы заставить меня убраться отсюда.
— Тогда уезжай, — безразлично сказала она.
Я снова схватил ее за руку и развернул лицом ко мне.
— Ты прекрасно знаешь, что я не могу! Ты все рассчитала, так? Ты знала, что согласившись подчиниться решению вока, я сам себя поймал в ловушку, и ты могла делать все, что хотела, не считаясь с моими желаниями.
— Но ты свободен, — отрезала она. — Ты не пленник, ты ученик, наравне с остальными… Никто не будет держать тебя здесь против твоей воли. Тебя не закуют в кандалы и не запрут в доме. Может быть тебе дадут яватму…
— Я не хочу яватму! — закричал я. — Я хочу только сесть в эту лодку — с тобой — и переплыть озеро, прямо сейчас. А там мы возьмем жеребца и к аидам уберемся отсюда.
— У меня есть год, — непреклонно объявила она. — Должным образом приобретенный и оплаченный.
— Моей свободой! — я не сводил с нее глаз, изумляясь ее решимости, полному отсутствию жалости ко мне, равнодушию, с которым она меня продала.
— Ты даже не спросила, что я об этом думаю.
Она повернулась и взглянула мне в глаза.