Женщина покраснела. Пряча глаза, она покосилась на меня, съежившегося на мокром пеньке.
— Нет, — ответила она очень тихо. — Я хотела продать кобылу.
Дел покачала головой.
— Это не поможет. Дадут ли что-то за лошадь, которая не нужна даже ворам? — она не стала ждать возражений. — Вот что вам сейчас нужно, так это свежее мясо. Надолго его не хватит, но сегодня вечером и завтра утром как следует наедитесь, — Дел повернулась к Массоу. — Ты умеешь ставить силки?
Осунувшееся от голода лицо мальчика осветилось.
— Да! Отец учил меня, — он побледнел, как только вспомнил, что случилось с отцом. Снова ощутив всю тяжесть потери, он угрюмо уставился в землю.
В голосе Дел проскользнуло сочувствие.
— Приготовь все, что нужно, а потом мы добудем что-нибудь на ужин, — она помолчала и добавила. — Если твоя мать не возражает.
Я не сомневался, что Адара хотела возразить, но промолчала. Жизнь научила ее быть реалисткой: еду приносят откуда-то и делает это кто-то. Холодное тело Кесара лежало в земле.
Адара кивнула.
Массоу посмотрел на Дел.
— Но… ты женщина. Может он пойдет за мясом? — палец ткнулся в моем направлении.
Выражение лица Дел не изменилось.
— Тигр болен, ему нужно отдохнуть.
— А меня с собой возьмешь? — с надеждой спросила Киприана и кинула страдальческий взгляд на мать. — Можно?
Уголок рта Дел изогнулся.
Адара плотно сжала губы. Я понимал, что ей хотелось сказать и почему. Она не собиралась отдавать обоих детей Дел.
— Тебе лучше остаться здесь, Киприана. Женщины ГОТОВЯТ еду, — и тут же, чтобы Киприана не успела изобразить разочарование, Адара добавила: — Попроси Тигра рассказать тебе о Пендже и о местах, где он бывал.
— А как же я? — забеспокоился Массоу. — Я тоже хочу послушать.
— Не страдай, Массоу. Историй Тигра хватит на всех до конца света, — сухо сообщила Дел. — И в каждой он герой.
Я старательно хлюпнул носом.
— На героя я сейчас не похож.
Адара улыбнулась. Киприана захихикала. Массоу просто смутился.
Я задумчиво кивнул.
— Итак, давным-давно…
Дел развернулась на пятках и полезла на холм.
Поскольку все, что было на мне промокло насквозь, Адара уговорила меня переодеться. Она развязала сверток, который я таскал за Дел по «предгорью» и протянула мне непонятную чужую одежду, а сама тихо ушла к другому концу повозки и увела дочь. Я стянул с себя мокрый шелк, набедренную повязку и перевязь.
К сожалению, поскольку я совершенно окоченел, быстро переодеться мне не удалось. К тому же я никак не мог разобраться, как надевать эти непонятные вещи.
В конце концов, яростно, но неразборчиво бормоча проклятья сквозь стучащие зубы (и поминутно кашляя), мне удалось рассортировать вещи благодаря объяснениям Адары от другого конца повозки.
Из чего-то, называемого шерстью были сшиты мешковатые штаны, доходящие до лодыжек, и нижняя туника с длинными рукавами. Сверху надевалась кожаная туника без рукавов, по краям украшенная серебристой бахромой. Низкие ботинки заменяли сандалии.
Вся шерстяная ткань была синей, но не ровного синего цвета, а пятнистой. Кожаная туника — кроваво-коричневая. Мне показалось, что я закутался в одеяло из разных лоскутков.
Я посмотрел вниз, на горку промокшего шелка и влажную набедренную повязку. На них лежали мой меч и перевязь. Я поднял оружие и понял, что впервые за много лет ремни перевязи не будут привычно прижиматься к коже. Северные одежды плотно облегали тело. Дел, вспомнил я, носила перевязь поверх туники. Мне придется поступить так же. Расстегивая пряжки, я вышел из-за повозки. Киприана украдкой взглянула на меня и сказала матери фразу, составленную в основном из Северных слов. Щеки ее горели.
Адара смотрела не на меня, а на серебряную рукоять меча, торчавшую из ножен.
— Это яватма? — спросила она.
Я застыл, не закончив расстегивать перевязь. Лицо Адары побледнело. Даже Киприану она испугала и та переводила взгляд с меча на мать и обратно.
— А что ты знаешь о яватмах? — я наконец-то расстегнул пряжки и удлинил ремешки. Ножны с тяжелым мечом покачивались.
— Я… мой муж был Северянином. Он немного рассказывал мне о мечах и о людях, которые владеют ими, — она коснулась рукой горла и от этого жеста сразу стала беззащитной и уязвимой. — Это кровный клинок?
Я застегнул пряжки, поправил ремешки, надел перевязь и расправил плечи, проверяя удобно ли она сидит.
— Для другого человека это была яватма, — ответил я. — Для меня это просто меч. У меня он временно, пока я не достану другой.
Адара не повернула головы, но я видел, как часто бьется ниточка пульса у нее на горле.
— Тогда… ты не танцор меча?
Тянет здесь, мешает там… пройдет время, пока одежда обомнется, а я привыкну к тому, что сверху весь покрыт тканью, а не собственной кожей.
— Я танцор меча, — сказал я, — но я Южанин, а это большая разница. Я не знаю, что рассказывал тебе твой муж, но на Юге человек с мечом это просто человек с мечом, а не волшебник, обладающий клинком, который оживает при звуках песни.
— Певец меча, — прошептала Киприана. Голос ее был полон благоговения.
Я нахмурился.
— Думаю, это название в некоторой степени соответствует… по крайней мере по отношению к яватме, — я пожал плечами, всем своим видом показывая, что тема закрыта и потянулся к мечу, чтобы проверить, легко ли он выходит из ножен.