— Бывает, что мне нравится в женщине мягкость. Бывает, что аппетит Эламайн заводит меня. Иногда я думаю, что было бы неплохо завести семью. И всегда рядом со мной ты, баска — все три женщины в одном теле. И мне совсем не нужен гарем… с ним слишком много проблем, если все время бродишь по свету.
Но Дел не улыбнулась.
— А у тебя есть дети?
— Может где-то и есть. Я не давал обет безбрачия, но точно не знаю.
— А тебя это беспокоит? То, что где-то может жить твой сын или дочь, а ты не знаешь, какие они, где они…
Я застонал и повернулся на спину, почесав затылок.
— Не знаю, Дел. Я никогда об этом не задумывался.
Дел настаивала.
— Неужели никогда?
Я хмуро уставился в темноту.
— Если бы я волновался об всех детях, которых мог или не мог зачать, у меня бы больше ни на что времени не хватило.
— Но если ты умрешь, Тигр… если ты умрешь, а не останется ни сына, ни дочери, никого, кто спел бы по тебе песни…
— Песни? — я бросил на нее подозрительный взгляд. — Какие песни, баска?
Дел поплотнее обернула одеялом плечи.
— Это семейный обычай Севера, петь песни по ушедшим. Когда умирает старик или новорожденный, собирается вся родня почтить его песнями и застольем.
Я нахмурился.
— По-моему, вы на Севере слишком много поете. Поете мечам, поете покойникам… — я покачал головой и посмотрел на звезды. — Я Южанин, Дел. Никто не будет петь по мне песни.
— Пока что, — серьезно добавила она, словно эти слова все меняли.
Я улыбнулся, засмеялся и сдался.
— Пока что, — согласился я. — А теперь я могу поспать?
13
Я почувствовал это раньше, чем понял в чем дело — зуд по всему телу. От него чесались руки, ноги и голова, он заполз даже на живот. Ругаясь, я сел и отбросил одеяло.
— Тигр? — сонно прошептала Дел. Я был уже на ногах.
— Я не знаю, — сказал я. — Я просто не знаю.
И тут же все понял. Я хорошо помнил это ощущение.
Я потянулся к мечу и выхватил его из ножен.
Дел успела изучить меня достаточно, чтобы не задавать вопросы. Как и я, мгновенно проснувшись, она выскочила из-под одеяла и выхватила яватму.
Я показал на седловину между двумя невысокими холмами. Тропинка едва виднелась в темноте.
— Там, — уверенно показал я.
— Я ничего не вижу, Тигр.
— Это там. Оно идет оттуда.
Так оно и было. Я чувствовал это, оно неумолимо проползало через седловину, тянулось по тропинке, безошибочно повернуло к повозке.
— Разбуди их, — попросил я Дел, — но пусть они не выходят. Я хочу, чтобы они сидели в одном месте, а не разбежались кто куда.
Старая кобыла натужно заржала и проверила, надежна ли привязь. Я вспомнил как умчался мерин и сбежал мой гнедой.
Дел бесшумно подошла к повозке, раздвинула тканый полог и что-то негромко сказала. Я услышал задушенный вскрик Адары, потом что-то спросила Киприана, взволнованно заговорил Массоу. Я пошел вслед за Дел и встал около оглобель, приготовившись встретить гостей.
Глубоко в животе возникла дрожь. Страх был, но он отступал перед безудержным гневом. К нам приближалось что-то, что представляло собой серьезную угрозу, а я не знал, что это.
Я не видел ничего, кроме смутных силуэтов в седловине. Сразу за седловиной поднималось высокое небо, на котором блестели звезды и метались черные тени.
— Аиды… — выдавил я, — хотел бы я оказаться в пустыне.
— Они не выйдут из повозки, — Дел застыла в шаге от меня. — Что скажешь, Тигр?
— Ты чувствуешь это, баска?
— Нет. Ничего.
От этого мне стало еще хуже. Как может Дел не чувствовать это что-то, обладающее такой силой?
— Вон там, — показал я, и оно появилось.
Вернее они: четыре человека на лошадях приближались к нам по тропинке. Над седловиной обрисовались четыре силуэта всадников, черные на черном, закутанные в плащи или бурнусы. Лошади скакали бесшумно.
— Мне это не нравится, баска.
— Тигр… посмотри!
Я прищурился, как обычно делала она, и приставил ладонь ко лбу, чтобы защитить глаза, потому что внезапно вспыхнувшие огни ослепили. Они загорелись за каждым всадником на задней луке седла и на их фоне люди превратились в черные фигуры.
— Аиды, — пробормотал я с отвращением, когда все четверо обнажили мечи.
Лошади боятся огня, они от него с ума сходят, перестают соображать, но этих лошадей не пугали ни языки пламени, ни его отблески, игравшие на клинках, которые всадники держали в опасной близости от голов животных. Лошади мчались к нам в жуткой, ненормальной тишине.
Потом они перешли на рысь.
— Дел, — небрежно начал я, — по-моему самое время начать петь. Нам понадобится любое преимущество, какое мы сможем заполучить.
Дел запела, а лошади приближались, выдыхая дым из ноздрей. Мечи горели как головни.
Всадники разделились — двое поскакали вперед, двое задержались. Повозка была окружена. Мечи сияли как факелы, освещая четыре знакомых лица.
Четыре мертвых лица: этих людей мы уже убивали, но каким-то чудом они снова ожили.
Песня Дел прервалась. Дел задержала дыхание, а потом прерывисто выдохнула.
— Тигр, ты видишь?
— Я вижу, баска. Продолжай петь.
Но она не пела.
— Как это возможно?
— Конечно невозможно. Если не использовать магию, — я тяжело сглотнул. — Однажды ты убила их, Дел. Значит расправишься с ними и сейчас.