— Ты просто ревнуешь, — объявила Киприана. — Ты боишься, что он захочет меня и забудет про тебя.
Дел собрала остатки терпения.
— Женщина не может принадлежать мужчине и мужчина не может принадлежать женщине. Тигр поступает так, как он хочет.
Киприана была непреклонна.
— А если он захочет меня?
Аиды! Да хранят меня боги от ревнивых женщин!
Но где-то в глубине души я почувствовал удовлетворение. Дел, Киприана, Адара: три женщины, жаждущие получить одного мужчину.
Нет, вернее жаждущих получить только двое. Дел никак не могла забыть локи.
А меня это выводило из себя.
— Хватит, — рявкнул я. — Сядьте и давайте разберемся, — они сели (даже Дел) на шкуры и пледы. Я остался стоять, намеренно держась в стороне. — На эту ночь мы гости Кантеада. Утром мы уйдем из каньона, — на секунду я представил гончих, теснящихся в ожидании за облаками на краю мира. — У нас одна лошадь: моя. И на ней поедем мы с Дел.
— А как же мы? — спросил Массоу, не сводя глаз с Дел.
Она, в свою очередь, смотрела на Адару.
— Твоей матери следовало бы поговорить с тобой… Твоей матери следовало бы все объяснить тебе. Вы трое направляетесь в Кисири. Нам с Тигром с вами не по пути.
— Вы не можете оставить нас! — вмешалась в разговор Киприана. — Как вы можете уйти? Как вы можете бросить нас? Что нам делать?
Передо мной стояла не та девочка, которая отважно бросилась мне на выручку в битве с локи. Она была совсем другая. И она мне не нравилась.
— Делать то, что делали даже после того, как похоронили своего отца,
— твердо сказал я. — Вы пойдете дальше.
— Одни! — слезы блестели в голубых глазах. — Две женщины и мальчик, без повозки, без лошади… даже без продуктов!
— Мы с Дел поговорим с Кантеада, может они придумают что-нибудь, — я махнул рукой и повернулся к тоннелю. — Мы пойдем к ним. Вы останетесь здесь.
Я нагнулся, прежде чем Киприана успела открыть рот, чтобы снова возразить. Спиной я чувствовал, что Дел идет за мной. Только когда мы выбрались из тоннеля я поверил, что я снова на свободе и набрал полные легкие холодного влажного воздуха. Солнце не баловало каньон светом, но по наличию теней можно было отличить день от ночи.
— Она боится, — сказала Дел.
Я хмыкнул.
— Она как заноза в заднице.
— Они все боятся, Тигр. Даже маленький Массоу.
— «Маленький Массоу», как ты говоришь, не лучше своей сестры. И в своем роде, он такая же Адара, — я потер заросшие щетиной шрамы. — Буду только рад избавиться от них.
— Для тебя это так легко, верно? Повернуться спиной к ответственности?
Я посмотрел на нее.
— Аиды, баска, мы ведь оставляем их ради тебя. Время истекает.
Дел отвернулась, махнув рукой.
— Ладно, все. Мне не следовало этого говорить. Я просто… аиды, я не знаю. Я совсем запуталась, — она прислонилась к стене каньона рядом со входом в пещеру.
Я чуть не усмехнулся, когда услышал от нее мое любимое Южное слово, но вдруг вспомнил, что говорил мне Гаррод. Искорежена, сказал он, изуродована. И язва пожирает ее душу.
— Дел…
— Тихо, — прошептала она. — Слышишь?
Я насторожился, прикусив язык на полуслове. Закрыл рот и прислушался, а потом рассмеялся.
— Это Гаррод, — сказал я. — Он бормочет что-то жеребцу.
— Нет… не Гаррод. Послушай песню.
Песню. Я слышал все ту же занудную мелодию, которую Дел называла песней охраны, державшей гончих на расстоянии.
— Я не слышу…
— Внимательнее, Тигр! Неужели ничего не слышишь?
Я вздохнул.
— Я уже говорил тебе, что музыка для меня это просто шум. Да, я что-то слышу. Кто-то наигрывает на свирели. Или на двух. Или на десяти. Какая разница, Дел?
Дел подняла обе руки и прижала ладони к глазам, запустив негнущиеся пальцы в волосы.
— Я в отчаянии из-за тебя, Тигр. Одни боги знают, в каком я отчаянии. Что мне делать? Как ты можешь стать тем, кем должен стать? Разве могу я предстать перед вока без уверенности, что они примут мой кровный дар? — она не то вздохнула, не то застонала. — Что мне делать?
Аиды. Такого я от нее еще не слышал.
— Дел, баска, — я потянулся, чтобы отвести ее руки от лица, — о чем ты?
Ее руки безвольно подчинились моим. От волнения на бледном лице появились морщины.
— Я не могу тебе сказать.
— Если ты не…
— Не могу.
— Дел…
— Не могу.
У меня хватило выдержки не настаивать и сменить тему.
— Мы могли бы удрать отсюда на жеребце и вернуться обратно на Юг. Мы могли бы просто забыть обо всех этих воках и кровном долге, и кровном даре, и обо всех этих штуках, которые доводят тебя почти до безумия локи,
— я улыбнулся, оценив красоту фразы, но Дел только нахмурилась. — Мы могли бы снова стать танцорами мечей, живущими свободой круга.
Дел высвободила свои ладони.
— У меня нет свободы. У меня есть долг.
Что-то переполнило меня, что-то вроде осознания и разочарования, и вырвалось наружу.
— Знаешь, я думаю, что Гаррод прав! Гаррод прекрасно в тебе разобрался, гораздо лучше чем я, — я смотрел на нее с яростью. — Аиды, Дел… ты когда-нибудь думала о чем-нибудь другом? О чем-нибудь? Тебе когда-нибудь приходило в голову, что в мире есть еще что-то кроме необходимости преследовать и мстить? — лицо Дел не изменилось. — Ты когда-нибудь задумывалась, что будешь делать, когда закончится история с этим вока? Ты задумывалась, что будешь делать после суда? — я покачал головой. — Нет. Ты идешь прямо по своей дороге и тебе даже в голову не приходит посмотреть по сторонам. Ты как лошадь, которая прожила всю жизнь с затянутым поводом, а когда повод отпустили, не смогла повернуть голову. Частично из-за боязни, но это не главное. Она не может заставить себя расслабиться и снова стать лошадью.