— Но тогда песня должна быть особой, как и имя? Личная песня? Такая, чтобы ее не знал никто другой, — я нахмурился. — Но в этом нет смысла, баска. Если кто-то услышит твое пение, песня уже не будет тайной.
Дел отвернулась, по-прежнему сжимая меч и стоя на коленях. Помедлив, она опустилась на ковер и положила яватму на бедра. Одна рука на рукояти, другая на клинке, с бесконечной нежностью касаясь металла.
— Ты создаешь новую, — сказала она, — каждый раз. Ты касаешься себя — того, что ты есть, чем был, чем можешь стать — и делаешь из этого песню. Она часть тебя, как твоя рука на рукояти, но выходит из глубин твоей души,
— за грязью, кровью и спутанными волосами безупречное лицо было серьезным.
— Ты запеваешь самого себя в меч, и меч становится тобой.
— Тогда зачем возиться и поить его кровью? — не унимался я. — Зачем заниматься ерундой и вливать в него жизнь достойного противника? — я нахмурился. — А что случится, если враг не достоин? Что случится, если ты убьешь кого-то до того, как успеешь подготовиться?
— Меч требует крови, — невозмутимо объяснила Дел. — Первая кровь — часть ритуала. Это обряд посвящения, — она нежно коснулась клинка. — Мальчик становится мужчиной, девочка женщиной, меч яватмой. До той поры он не полон.
— Но ты убила не врага. Ты убила друга.
Она только вздрогнула, но через секунду я заметил кровь на ее пальцах. Капли стекали в руны.
— Я убила его по необходимости, — сказала она. — Я убила уважаемого мною ан-кайдина и взяла его в меч.
— Ты не жалеешь, что сделала это?
Ее рука плотнее сжала рукоять. Четко проступили мускулы.
— Временами я ненавижу этот меч. Временами я ненавижу себя.
— Ты жалеешь о том, что сделала?
Дел посмотрела мне в глаза.
— Нет, — сказала она, — не жалею. Это меня и пугает.
На рассвете мы стояли перед кольцом локи: Дел, я, Гаррод и жители Границы. Над нами сгущался туман, скрывающий край каньона. Влага липла к одежде, пропитывала волосы. У меня замерзли даже нос и уши.
Массоу вырвался от матери и побежал к Дел.
— Прости! — кричал он. — Прости!
Дел вздрогнула и отшатнулась. Я видел, каких усилий ей стоило не оттолкнуть его.
— Прости! — кричал мальчик, прижимаясь к запястью Дел. — Это был не я, я клянусь… не я… не я! — всхлипывания заглушили остальные слова, превратив их в бессвязный лепет.
Значит они все знали. Все помнили. Киприана покраснела и старалась не смотреть на меня. Адара не чувствовала себя такой униженной, но и ей тяжело было встречаться со мной глазами. Она нервно теребила юбки.
Я осмотрел каньон. Все Кантеада снова спрятались, оставив мастера песни как посредника, но я помнил их этой ночью. Помнил их со свечами и камнями для охраны, появившихся из темноты, чтобы освободить жителей Границы и заключить локи в кольцо, которое я уже не разрушу.
Такая изящная вещь, кольцо, такое хрупкое. Гладкие круглые камни, аккуратно выложенные в круг в центре каньона недалеко от пещеры мастера песни. В нем находились локи. Даэва, Шеду, Ракшаса. Демоны из детских снов.
— Нам пора уходить, — сказал я. — Мы не должны здесь задерживаться. Это место мира, а мы портим Кантеада песню.
Я почувствовал на себе взгляд Дел. Признаюсь, я удивился своим словам не меньше ее, но ведь я сказал правду.
— А как же мы? — мягко спросила Адара. — Я знаю, вы должны идти, но что нам делать? Здесь ведь мы остаться не можем.
Гаррод стоял позади умытой Дел, на лице которой остались синяки и кровоподтеки. Он опустил веки, спрятав бледные глаза, потом моргнул и посмотрел на жителей Границы.
— Я отведу вас, — сказал он.
Киприана отвлеклась от нас и изумленно посмотрела на Гаррода.
Массоу не отходил от Дел.
— А ты не можешь взять нас с собой? — спросил он.
Я видел как тяжело было Дел, она никак не могла забыть локи-Массоу. Ей пришлось приложить усилие, чтобы не шарахнуться от мальчика и говорить ровно.
— Нет, — сказала она, легко касаясь взъерошенных светлых волос. — Нет. Я должна идти. Мне нужно закончить важное дело.
Адара смотрела на Гаррода. В ее зеленых глазах были и надежда, и смущение. Только тут я вспомнил, что Северянин совсем чужой для них, он появился, когда в их телах уже были локи.
Говорящий с лошадьми взглянул на меня.
— Я возьму на себя эту ответственность.
Я поднял брови.
— А ты сможешь?
Губа со шрамом немного изогнулась.
— После песни грез — да. Я думаю, мне еще не поздно исправиться.
Адара расправила свои юбки.
— Мы идем в Кисири.
Гаррод слабо улыбнулся, кинув взгляд на Киприану.
— Кисири далеко, но Высокогорья — мой дом. Я проведу вас безопасными дорогами.
Киприана смотрела на Гаррода.
— У нас нет лошадей.
Бусинки в косах зазвенели, когда Говорящий с лошадьми засмеялся.
— Предоставьте это мне. Я знаю, как достать лошадей.
— Мошенничеством? — поинтересовался я. — Кантеада не ездят верхом. Здесь красть лошадей негде.
Льдистые глаза прищурились и сочли недостойным со мною связываться.
— Прошлой ночью мастер песни сказал, что недалеко отсюда есть поселение. Я собираюсь купить лошадей, Южанин, на деньги, которые ты одолжишь мне.