– Был с ним? – я нахмурился. – Одно дело знать его, другое быть в его банде.
– Он знает Аджани. Он так сказал. И он был в его банде. Но он клянется, что это было давно и он никогда не убивал людей, – Дел говорила таким спокойным голосом, что он выдавал ее гнев сильнее чем крик. – В этом есть какая-то разница, но мне еще нужно разобраться.
Конечно стоило обсудить Гаррода, подумал я, но у нас были темы и поважнее. Например гончие. Так я и сказал.
Дел покачала головой.
– Пока они исчезли, но, думаю, еще вернутся, – Дел покачнулась, когда жеребец снова потерся о нее. – Может ты и прав, Тигр. Похоже, что они идут за кем-то – или чем-то – конкретным… и почти наверняка они заколдованные звери. Их создала не природа, иначе они не действовали бы так избирательно, так целеустремленно. И они никогда бы не позволили тебе и жеребцу сбежать.
– Я и сам этому удивился, – я подобрал покачивающийся повод. – Он слишком устал, чтобы везти двоих, баска. Нам придется идти за тобой.
Она махнула рукой в Северном направлении.
– Это недалеко, пара миль. В каньоне… – она задумалась и странно улыбнулась. – Очень интересный каньон.
– Надеюсь не очередная ловушка, – я пошел вперед, жеребец поплелся за мной.
– Нет, что ты. И гончие туда не пойдут. Слишком сильна магия.
– Магия? – я остановился. – Магия?
Дел кивнула.
– Очень могущественная магия. Такого ты еще не встречал.
Я хмыкнул.
– За мою жизнь я видел магию не часто, баска, но в большинстве случаев она мне не нравилась. Магия есть и в гончих, даже ты признаешь это.
– Да, я признаю, – терпеливо согласилась она. – Да, гончие рождены магией, злобной магией… но Кантеада другие.
– Что?
– Не что, кто. Кантеада, – Дел вздохнула. Вид у нее был совершенно дурацкий. – Тигр, если бы ты мог понять…
– Постараюсь, – сухо пообещал я. – Объясни.
Дел покачала головой.
– Объяснения не помогут. Ты не поймешь. Иногда мне кажется, что некоторые вещи ты понять просто не в состоянии.
Ее слова мне не очень польстили.
– Откуда ты знаешь? Я не совсем слепой…
– Не слепой, – она не дала мне закончить. – Глухой. По крайней мере глухой к музыке.
– Музыка, – вздохнул я, проводя ладонью по лицу. – Баска, ты могла бы объяснить поконкретнее? Вся эта болтовня про музыку и магию…
– Вся эта «болтовня», как ты выразился, слишком конкретна, чтобы ты ее понял, – Дел показала на Север, предлагая продолжить путешествие.
Я снова повел жеребца вперед.
– Значит ты говоришь, что эти люди, Кантеада, музыканты.
– Нет, – мягко возразила она. – Кантеада это сама музыка.
Я хмыкнул.
– Заметная разница.
– Разозлился, да? – Дел покачала головой. – Я же говорила, ты не поймешь.
– Я понял одно, – объявил я. – Неизвестно по какой причине, насколько я могу судить, нами заинтересовался волшебник и отправил по нашему следу гончих из аид. Может, конечно, он так развлекается, но мне это удовольствия не доставляет, – я хмуро посмотрел на Дел. – Мне не нравится эта история, мне не нравится все, что с нами происходит, даже эта страна мне не нравится, – я глубоко вздохнул, снова помолчал и, заметив, что она еще слушает, продолжил в том же духе. – С той минуты, как мы пересекли Границу, я все время мокрый. Ты наполовину заморозила меня мечом, на меня напали локи, живые и мертвые всадники, за мной гнались заколдованные гончие, мать и дочь лезут ко мне, требуя любви, и все это время ты меня тактично от себя отгоняешь. И ты еще винишь меня, что я разозлился?
Дел задумчиво разглядывала меня.
– Ты устал, – наконец заключила она. – Ты почувствуешь себя лучше, когда поешь.
– Поешь, шмаешь, – проворчал я. – Я почувствую себя лучше только когда мы покончим с твоими делами и вернемся на Юг, где тепло, светло и сухо.
Дел взяла у меня повод.
– Если мы будем стоять здесь, Тигр, мы никогда никуда не попадем.
Раздражение, как и дождь, никак не унималось. Я повернулся и пошел.
24
Справа от нас тянулся узкий каньон, по которому мы с жеребцом успели прокатиться два раза, в обе стороны. Слева над нашими головами поднималась серая унылая скала, блестевшая от бесконечного дождя, сыпавшего с неба. Скала выглядела так, словно кто-то высек ее из земли гигантским топором, оставив огромные зарубки и борозды, но грубые резкие контуры смягчали мох и упавшие листья, устилавшие всю скалу зелено-золотым ковром, отливавшим цветом увядшей сливы.
– Здесь даже цвета другие, – пожаловался я, шурша мокрыми от дождя листьями.
Дел посмотрела на меня, на скалу, на голые деревья, на листопад, на землю цвета меха выдры. Подумав, она кивнула.
– Они глубже, богаче, старше… Не такие неверные, как на Юге.
– Неверные? – я не понял, что она имела в виду.
– Да. На Юге цвета неуловимые. Их подчиняют себе капризы погоды. Самумы, переносящие пески на мили. Деревья и трава, скрывающие от мира каждую каплю воды. Солнце, крадущее жизнь отовсюду, и у людей, и у животных.
Я нахмурился.
– Ты мне как-то сказала, что Юг тебе нравится.
– Я его уважаю. Я восхищаюсь его силой, жестокой красотой, стремлением выжить. Но это… это… – одной рукой она обвела горы, каньон, лес. – Все это я знала с рождения. Это мои цвета и даже запахи. Аромат мокрой от дождя земли. Этот мир создал меня.
Что-то шевельнулось во мне. Такой крошечный маленький бутон, угрожающий распуститься.
– Ты говоришь так, словно собираешься остаться здесь навсегда.
Она резко посмотрела на меня и отвернулась.
Бутон распустился и показал мне все цвета моего страха.
– Баска… как только эта история закончится, мы вернемся на Юг. Я точно. А ты нет?
Она старательно избегала моего взгляда.
– Я еще не решила.
Женщины – стихийные создания. Они действуют руководствуясь эмоциями, а не логикой. Они имеют склонность принимать внезапные решения и даже если доказать им, что они совершенно неправы, они держаться за свои слова упрямо, просто для показухи, чтобы сохранить лицо и успокоить гордость. Они редко анализируют ситуации, да и не могут это сделать, поскольку видят лишь то, что хотят видеть. Они замечают что-то, у них появляется желание этим обладать и они это берут, а если не могут взять сами, находят мужчину, чтобы он получил это за них.
Они говорят первое, что придет в голову, а потом жалеют и отрицают, что когда-то это говорили.
Женщины – непостоянные создания.
Но у них есть много общего с мужчинами и я сразу понял, что скрывается за уклончивостью Дел, независимо от произнесенных ею слов. Дел сказала, что еще не решила, и я не сомневался, что решение готово.
Я застыл. Пришлось остановиться и жеребцу.
– Ты хочешь сказать, что протащила меня весь этот путь на Север из-за какого-то трижды проклятого кровного суда и не собираешься возвращаться домой?
Она ответила не сразу. После долгой паузы Дел тихо напомнила:
– Я дома, Тигр.
Аиды. Возразить нечего.
Я постарался говорить грубовато:
– Дел…
– Я сказала, что еще не решила.
– А когда ты решишь?
Она пожала плечами.
– Когда решу.
Она меня утешила. Сломанными ногтями я провел по старым следам от когтей. Пару дней мне некогда было бриться и щетина меня бесила.
– А когда, по твоему мнению, это случится?
– Я не знаю! – ее крик эхом отозвался в каньоне, карабкаясь по скалам и теряясь в деревьях. Жеребец насторожил уши.
– Угу, – сказал я. – Понятно.
Ее лицо яростно вспыхнуло.
– Откуда мне знать? – выдавила она. – Откуда мне знать, останусь ли я в живых после встречи с истойя и ан-истойя, кайдинами и ан-кайдинами. Я должна предстать перед ними и унижаться, вымаливать у них прощения, суда, кары. Как я могу сказать, что буду делать со своей жизнью, когда они могут не позволить мне сохранить ее.
– Ну, я думаю, они позволят тебе сохранить…
– Ты не знаешь точно, Тигр!
Я ее расстроил.