Высоко ходила могучая грудь, —
И фыркал скакун, собираяся в путь
На хищные орды Ногая,
Себе седока поджидая.
Выходит Усолка, завидев коня;
Ремень-опояска у стана;
В древко копья ударяют, звеня,
Ножны вдоль ее сарафана.
На стремя ступила привычной ногой;
В одной руке сабля и пика в другой;
И с гиком пустилася лётом
К широко раскрытым воротам.
И по полю конь богатырку понес…
При виде могучего взмаха,
При виде седых и растрепанных кос
Враги ошалели от страха.
«Скачи, без разбора ногами топчи
Проклятую силу степной саранчи!»
В крови накупались досыта
Коня боевого копыта.
К усольцам вернулася прежняя мочь,
Отвага в глазах засверкала,
Рубились, пока не подкралася ночь;
Татар положили не мало.
Везде впереди богатырка была;
От страшных ударов валились тела
Кровавою грудой на груду…
Ногайцы бежали повсюду.
Бежали к горам, и никто их потом
Не видел на этой равнине;
То место же, где был татарский погром,
Все «Сечей» зовется и ныне.
И память о той богатырке жива!
Ее сохранила людская молва…
Так билися в старые годы
За право труда и свободы.
Богатырь девка
(«Это было в Нижнем городу»)
Это было в Нижнем городу…
(Сказ мой быль, не то, что небылица!)?
Раз к реке Почайне за водой
Вышла Дуня, красная девица.
Чуть заря черкнула за окном,
Поднялась и, подцепивши бодро
Коромысло на́ плечи, пошла,
На ходу раскачивая ведра…
Ветер свежий веял ей в лицо,
Щеки рдели от прилившей краски…
Не впервой ей за городом быть, —
Не робка: выходит без опаски!
Только стала под гору сбегать,
Из ворот торёною тропою, —
Хвать — татарин, а за ним еще;
Набежали целою толпою!
Подскочил один, да отлетел, —
Не пришелся, видно, ей по мысли,
Размахнулась правою рукой,
Левая лежит на коромысле.
Тяжела у Дунюшки рука, —
В городу не мало этой силе
Дивовались: «Будешь за вдовцом», —
Ей, смеясь, подруги говорили,
«Прочь отсюда! — крикнула она, —
Что пришли? Вам, нешто, здесь дорога!
Сунься только, так и разнесу!»
Глядь-поглядь, а их и больно много…
Застучали ведра по земле,
Покатились под ноги татарам,
Коромысло в девичьих руках,—
Не отдастся, красная, задаром!
Словно хлеб взялася молотить,
Бьет кругом направо и налево;
Расплелася русая коса,
Губы в кровь искусаны от гнева…
Стиснув зубы, кидалась она,
Разбегались три раза татары, —
Коромысло, словно на току,
За ударом сыпало удары.
Шестерых их клала на песок,
Да на грех о сосну перешибла;
Кинулась в середку со щепой,
Раз — другой ударила и сгибла! —
Как береза белая в лесу,
Срубленная под корень, упала, —
Небо алой кровью облилось,
Из зари кровавой солнце встало.
Обуяло страхом татарье,
Развело, поганое, руками:
«Коли все такие девки там,
Где же нам управиться с парнями!»
Под стенами кинувши тела,
Отступили целою ордою…
Вот так память девка задала,
Выйдя утром к речке за водою!..
Стрела
(«Кучум сдержать не в силах гнев»)
Кучум сдержать не в силах гнев,
Сказал: «Позвать ко мне Ахмета!
Он смел ослушаться меня, —
Пускай поплатится за это!..»
Татарин входит молодой
В шатер разгневанного хана,
И говорит ему Кучум
Среди собравшегося стана:
«Ослушный раб! Когда шутить
Ты вздумал дерзостно со мною, —
Так знай же, за свою вину
Заплатишь завтра головою!..»
«В твоих руках я, мощный хан;
Не страшно мне лишиться жизни,
Но думал я, что, может быть,
Ее пожертвую отчизне…»
Нахмурил брови хан Кучум
На речи смелого Ахмета:
«Когда ты правду говоришь,
Так докажи мне: до рассвета