— Ай да, грянем веселее!
Напустились они в другой раз; капитан их вплоть подпу́стил, шибко дернул за штаны — их угнало за полторы версты.
— Нет, братцы, — говорит атаман, — я как этим делом не занимался, и вам не советую.
Взял плюнул в лодку и пошел до коней. С такой досады они сели на коней и поехали домой. С эфтова время заболел атаман, стал подданным говорить:
— Кто моим делом управлять будет? Я советоваю, братцы, Степана в атаманство посадить.
Тут все стали на это роптать:
— Мы сколько лет живем, а этого не видим. Недавно он пришел и атаманом хочет быть!
Степан вышел к товарищам и говорит:
— Если я атаманом не буду, так не хочу с вами служить! Ну, кто чего знат и какие искусства кто покажет? — закричал Степан. — Ну-ка, кто из вас такой ловкий? Преклони весь лес к земле!
Все выпялили на Степана глаза и ни слова не сказали.
— Никто из вас не выбиратся? — крикнул Степан.
— Нет, никто не может.
Вынул и поднял Степан шашку кверху и скомандовал:
— Лес, преклонись к земли!
Глядят разбойники, а лес на земле лежит. Закричали все:
— Быть Степану атаманом!
Степан ответил им:
— Ну, братцы, служить со мной так служить! Покажите, как вы охотитесь, как бьетесь? Мы так жить не будем, а пойдем в привольные стороны.
Разделил Степан свое войско на две части, скомандовал друг на дружку, в шашки. Они так бились и рубились, что никто друг друга не ранил и не убил.
— Ну, братцы, я в надежде; могу итти с вами. Топерь мы здесь не заживемся: в привольны стороны пойдем! Забирайте все свое имущество и выедем мы на Азовско море и отправимся в Саропский лес.
Собрались разбойники, сели на коней и поехали на Азовское море. На берегу нет ни лодки, ни расши́вы; ни виду про них, ни слуху.
— Ну, что же, братцы, будем делать? — говорит Степан. — На чем через море поедем? Давай сюды мою большую кошму!
Степан разостлал ее на море; сделался вдруг большой корабль. Посадил на него шайку и лошадей поставил, громко вскричал:
— Грянем, братцы, веселее!
Только его и видели. Приехал он к Саропскому лесу и говорит:
— Ну, братцы, вы тут постойте, я съезжу, поразгуляюсь.
Они на берегу себе табор сделали, а Степан сел на коня и поехал по́ лесу. Разыскал он себе прекрасное место для дома (стана), вернулся на берег — из семидесяти-пяти человек убежало у него двадцать.
— Куды же они делись? — спрашивает.
— Гулять ушли. (А они сами начальниками захотели быть).
— Ну, да мне и этих будет, — сказал Степан. — Топерь, братцы, пойдем примемся за работу!
Сели на коней и отправились на разысканное место, и выстроили себе дом. Стенька выехал на охоту и увидел перву встречу: красна́ де́вица, от роду семнадцать лет, зовут Афросиньей, а отца Егором, из богатого дома. Размыслился Степан; хотел девицу погубить.
— Да что я ее напрасно погублю, лучше с собой возьму, пусть мне женой она будет.
Взял ее с собой; пожил несколько время, написал письмо, послал к ее отцу, матери.
— Дочери своей больше не ищите.
И сколько родители ни старались, чтобы выручить из Степановых рук свою дочь: деревни четыре собрали народу и весь лес окружили. Подошли к Степанову дому, и разбойники все дома были. Увидал один толпу народу: кто с дубиной, кто с топором, кто с косой и ружьём; взбёг к Степану и говорит:
— Ну, атаман, видно, батюшка, мы пропадем!
— Что такое? Еще не родился на свет тот, кто меня погуби!. Где народ?
— Наш дом они окружили, атаман!
Приубрался Степан в оружию, вышел на крыльцо и громко вскричал:
— Ну-ка, подданные, садитесь скорее верхом! Не видите что у нас?
Сели верхом, Степан вперед поехал, и народ расступился.
Сели и поехали. Вернулся Степан назад к толпе народа и говорит громким голосом им:
— Ну, что вы хотели меня пымать? Разве я зверь какой? Не волк не медведь, разве вы не видите?
Толпа остолбенела: ровно болваны стоят. Взял Степан в руку плеть и погнал их от дома, как овец. Старик и бросил о своей дочери стараться. Степан остался с Афросиньей жить. Прожил он год, и забрюхатела она; родился у них сын. Дал Стенька ему имя Афанасий.
После этого прожил он три года и вздумал выехать на берег Волги разгуляться. Было у него подданных с ним восемь человек. Увидел он, что ба́ржа небольшая бежит.
— Хоша нас, братцы, мало, а силы попро́бовам!