Ка́рка-богатырь и говорит:
— Мудрено ее взять, а надо один раз умирать, тело и кости по дикой степе раскидать.
— Ох, брат любезный, Карка-богатырь, убытку не принять, так в торговыем деле и барыша не видать; а если нам, богатырям, по вольному свету не полытать, да хорошей суженой не поискать — это нам не честь, не хвала, чтобы мы по вольному свету не лытали, чтобы нужды себе не видали.
— Ну, — говорит Карка, — эту сказку, Иван-царевич, бросим, а еще но́ву начнем.
Тут начиналась сказка, начиналась побаска от сивки и от бурки, и от курицы виноходки, от зимняка поросенка наступчатого. Вот поросенок наступает, сказывальщика с дерьма сбивает; вот сказывальщик, он был Недорода, сел класть на дорогу, где свинья шла.
Ка́рка-богатырь и говорит:
— Ну да, брат, пошутил да и будет. А спроси-ка гуся не зябут ли ноги? Я третий год езжу за своей нареченной невестой. Айда-ка помо́ги, да послушай, что я расскажу: у моей-то невесте сорок кузнецов, как ударят сорок раз — и родятся тотчас сорок военных солдат, вооружены и на бой готовы. Да еще, брат, у моей-то невесте сорок деушек; они сидят в комнате; у кажней деушки сорок булавочек, а ох-то, как булавочкой-то ткнет, и солдат-то на бой готов. Я буду солдат-то бить, а ты будешь кузнецов-то рубить; я буду невесту любить, а ты деушек бить.
Иван-Царевич и говорит:
— Умру, брат, с тобой! — Сели да и поехали.
Приехали в Новодевиченское царство к Царю-Девице.
— Ты, брат Иван-царевич, близко не ходи, а по комнатам ходи, деушек руби, да кузнецов-то губи и близко ко мне не подходи!
Вот да они и поехали, а вот скоро они и приехали. Начали силушку рубить, красных деушек душить и Царь-Девицу в плен брать. Не пиво нам было варить, не вина нам тут было курить, а дорого Царицу-Девку взять. Кузнецов-то погубили, красных деушек порубили. Царь-то Девицу в плен взяли.
Ка́рка-богатырь ее взял и туго к сердцу прижал и отправились они с ней домой. Хватился Карка-богатырь, что с ним Ивана-царевича нет.
— Ох, — говорит, — мамынька, я его знать убил!
А Иван-царевич и говорит:
— О да, брат, я здеся!
Они тут пили, гуляли, веселились.
— Ну-ка, Иван-царевич, дава́-ка выпьем по третьей. Я пью, гуляю, веселюсь и тятьки с мамкой не боюсь!
— Ох да, Ка́рка-богатырь, головушка болит, больно мочи нет.
И чаю не воскушат и водки не принимат.
— Положи ты меня на воздух, на самый легкий!
Думает себе Иван-царевич:
— Что мне Ка́рка-богатырь рад или не рад? Дай я себе нарочно захвораю.
И сделался болен, не может ног таскать. Карка-богатырь ходит за ним, как за малым детищем; вынес его во зеленый сад, положил на тесовую кровать, где бы можно его было ветром обдувать.
Лежит Иван-царевич в саду на кровати; прилетает к нему его большого брата первая жена, сидит в саду, подняла ногу:
— Ох да, не попробавши товар да бросил меня!
Иван-царевич прицелился из ружья, хлоп раз и попал ей в правый глаз. Она и улетела.
— Ну, Ка́рка-богатырь, — говорит Иван-царевич, — благодарю тебя: приспокоил ты меня хворого.
Немножечко время продолжало Иван-царевич и говорит:
— Ох, брат, давай-ка, выпьем зелена вина!
Ка́рка-богатырь больно обрадовался, сам за вином сбегал, водкой, чаем угощает и словами улещает.
— Ох, ты брат ты мой любезный, как с устатку чуешь в себе здоровье?
— А вот же, слава богу, старого по старому, а вновь ничего. Долго я здесь с тобой, Ка́рка-богатырь, прогулял, путь свою дороженьку потерял. Что я задумал нужно делать и куды нужно надо ехать.
Карка-богатырь и говорит:
— Куды знаешь, туды и едешь.
— А куды, брат, я вздумал, туды и поеду.
— Если я тебя, брат Иван-царевич, не научу как ее взять, как держать — жив не будешь.
Вот Иван-царевич слезами заливался, полотенцем утирался и говорит:
— А да и будет и прощай!
Сел на добра́ коня и поехал. Ударил своего доброго коня, бил его по крутым бедрам, пробивал его кожу до́ мяса, бил мясо до́ кости, кости проломал до́ мозгу — его добрый конь горы долы перепрыгивал, темные леса между ног пускал. Ехать ему было три года, он доехал в три часа.
Приезжает в то место, где ему нужно, идет по широкой улице и спрашивает православных людей:
— А где живет Марья-Краса, Черная Коса?
Попадается ему навстречь баушка просвирня, которая имеет проживанье с Марьей-Красой, Черной Косой, и готовит для нее кушанья.
— Ох, баушка просвирня, а будь-ка ты сми́рна! Где бы мне повидать Марью-Красу, Черну Косу?
— А на что тебе, Ванюшка, ее?
— А хочется мне ее увидать, в саха́рные уста поцеловать, и за себя замуж взять.