Купеческий сын спрашивает ее:
— А де она? (А она толпится в и́хой толпе, наряженная в одинаково платье).
— А вон де она! Гляди! Пожалуйста отпустите меня, а ее примите.
Купеческий сын был роду разумного: на ее эти слова не соглашался. Говорит ему княгиня его:
— Я, — говорит, — крестьянская дочь, из бедного роду: у меня братцы-то пасут стадо, а батюшка с матушкой ходят по миру.
Вот купеческий сын все слова от нее отобрал, взял за праву руку и повел где они беседовают. Барин с барыней думали, что они обменялись, с законным браком их проздравляли, в саха́рны уста их целовали. Купеческий сын их слова: «с законным браком» не принимал и в уста их не целовал — все по шее да по шее из горницы выгонял. Его родные не хорошо увидали, его унимали.
— Что ты, милый сын наш, делаешь? Знать ты не сдурился ли?
Стал рассказывать он отцу с матерью:
— Эх, батюшка, матушка, гости нам не родные, а гости чужие; а мои гости в деревне, за Волгой: шурья ти пасут стадо, а тесть с тещей ходят с сумочками. Вот надо за ними послать, да с ними погулять.
Они от него эти слова не поня́ли.
— Это что ты нам, сынок, загадал, и родных всех со двора согнал?
Купец им рассказал все:
— Это, батюшка и матушка, невеста мне подменёна, а моя невеста прежняя поро́дила.
— Как ты знаешь? — сказал отец.
— Вот моя супруга все мне рассказала.
Отец на барина больно осерчал и в три шеи со двора его провожал, и снова свадьбу заводил. Купеческий же сын с молодой своей женой запрягали две тройки лошадей и поехали на родину, к ее же к отцу с матерью.
Приезжают к ее отцу матери; у ее же у матери — решетчаты ворота и непокрытая изба. Они решетчаты ворота отворяли, на широкий двор взъезжали. Все сродники на двор выбегали; отец с матерью дочь свою признали, бросились ее целовать и миловать, и туго к сердцу прижимать. А купеческий сын стоит от них далече. Они его не узнали и за родню не почитали. Спрашивают у дочери, та и говорит:
— За вами еду гулять на свадьбу! Я вышла замуж.
Все им рассказала: как ее обменяли и замуж проводили. Отец с матерью перекрестились и благодарили бога, что поискал господь бедную дочь нашу счастьем. Говорит же купеческий сын:
— Богоданный мой батюшка и богоданная моя матушка! Нас вы благословите, а меня за родного примите. Я — зять ваш.
Ну, они его благословили, родным назвали; по бедности малость погуляли. Купеческий сын и говорит:
— Батюшка и матушка, поедемте к нам в гости и возьмите что́ вам нужно.
Отец говорит:
— Мне не́ в чем: я совсем раздемши.
Мать говорит:
— Я — бо́са.
Он на это не взирал и нагих всех с собой забирал. Набрал родных на все на́ три тройки полны́х. И поехали в свой город. Привез домой и всех перва́ родных своих как должно быть нарядил, обул и одел. Тогда пир заводил. Ну, и тут они на радостях пили, гуляли, друг дружку не знали. И все барское именье, кото́ро было прида́но, все осталось обменёной молодушке. Они погуляли и родных домой проводили. Проводили, а сами стали жить да быть, добро наживать, а худо проживать. Отца с матерью деньга́ми наградили и домой за Волгу проводили.
6. Марко Богатый
Жил был Марко Богатый, имел у себя именья несколько. Сыновьев у него не было, одна была дочь, и столько было казны, что счету не знал. Казной хотел он от свово́ двора на двадцать пять верст на вершок усыпать. Вот у него заводы разные были. Лег он раз уснуть и видится ему во сновидении, что «жди, Марко Богатый, вот в таком-то часу придет к тебе в гости сам господь и Миколай угодник». Он наутро встал и думает сидит, и рассказывает своей жене и дочери. Устлал на двадцать пять верст от свово двора разными сукнами дорогу, где богу пройти.
Вот подходят двое нищих, старички. Лапти у них в грязе, одежёнка худенька и шлёп, шлёп по красному сукну в ворота, где Марко Богатый сидит в стуле, дожидатся бога. Подходят, кланяются Марку Богатому:
— Мир твому сиденью, Марко Богатый! Пусти нас ночевать!
Марко на них осерчал, повсячески их обругал.
— Эх, — говорит, — несет вас лукавый с грязными-то ногами, в лаптищах-то. Я, — говорит, — жду бога, а вы тут грязните. Ступайте в задни ворота, в задней избе ночуйте!
Пошли они в задаю избу и легли. Пришла глухая полуночь; лежат они на печке и с ними одна скотница, женщина. Вдруг к окошку является, говорит гласом человеческим. Молитву сотворили, они аминь отдали.
— Здесь, — говорит, — господи почивал?