Мастер медленно кивнул, одобряя ее выбор и не обращая внимания на Домиса, который толкал его в бок.
– Я дам тебе новую струну ми… – Джеринт порылся в одном из примыкающих к полкам ящичков и извлек из него аккуратно свернутую жилу.
На струне уже была петелька, и Менолли, набросив ее на крючок, протянула струну через кобылку, вдоль грифа и продела в отверстие колка. Зная, что за ней внимательно наблюдают, девочка отчаянно старалась унять дрожь в руках. Она настроила новую струну по соседней, потом подстроила к остальным и взяла аккорд. Глубина и сочность тона убедили ее в том, что она сделала правильный выбор.
– Ну что ж, теперь, когда ты доказала нам, что хорошо умеешь выбирать, натягивать струны и настраивать, остается убедиться, что ты так же хорошо сумеешь сыграть на выбранной гитаре, – произнес Домис и, взяв девочку за локоть, повел к выходу из мастерской.
Едва она успела кивком поблагодарить мастера Джеринта, как дверь захлопнулась у нее за спиной. Не выпуская ее руки и не обращая внимания на шипение Красотки, мастер Домис повлек Менолли вверх по лестнице и привел в квадратную комнату над входной аркой. Судя по письменному столу, по полкам с рукописями и инструментами, по доске на стене, она служила одновременно кабинетом и классом для занятий. У стен выстроились ряды стульев, но были и три дивана – Менолли в первый раз видела такие – с потемневшими от времени подлокотниками и спинками, с заплатами, кое-где украшавшими кожаные сидения. Одно из больших окон со складными металлическими ставнями выходило на широкую подъездную дорогу, другое – во внутренний двор.
– Ну, играй, – плюхнувшись на дива, велел мастер Домис и сделал ей знак сесть на стул.
Он сказал это без всякого выражения и так небрежно, что Менолли подумала: похоже, он не ожидает, что она на что-то способна. Даже та капля уверенности, которая появилась у нее после того, как она неожиданно отличилась, выбирая гитару, мгновенно исчезла. Она зачем-то тронула новую струну, потом покрутила колок, стараясь сообразить, что же ей сыграть; чтобы доказать свое умение. Менолли решила во что бы то ни стало удивить мастера Домиса, который все время цеплялся к ней и ехидничал, и к тому же невзлюбил ее файров. – Только не пой, – предупредил Домис. – И еще: пусть она помолчит, – он указал пальцем на Красотку, которая по-прежнему восседала у Менолли на плече. – Я желаю слышать только гитару, – он махнул рукой в сторону инструмента и выжидательно сложил руки на коленях.
Его снисходительный тон пробудил в Менолли дремавшую дотоле гордость. Отбросив робость, она заиграла вступительные аккорды «Баллады о полете Мориты» и с удовлетворением заметила, как его брови удивленно взметнулись. Исполнение этой вещи требовало немалого искусства, даже когда основную мелодию вел хор, а уж для того, чтобы сочетать соло с аккомпанементом, музыкант должен владеть гитарой просто виртуозно. Не все получалось чисто – пальцы левой руки плохо повиновались, когда шла быстрая смена гармоник, но девочка отлично держала ритм, и пальцы правой руки стремительно летали над струнами, ясно и отчетливо ведя замысловатую мелодию.
Она была готова к тому, что Домис остановит ее после первого же куплета, но, поскольку никакого знака не последовало, продолжала играть, смело меняя гармонию и аппликатуру, там где левая рука не могла следовать традиционному варианту. Она уже начала третий куплет, когда мастер нагнулся вперед и поймал ее правую кисть.
– На сегодня гитары хватит, – с непроницаемым видом изрек он и щелкнул пальцами, указывая на ее левую руку. Медленно и неохотно Менолли протянула ему левую ладонь. Рука болела. Он повернул кисть ладонью вверх и легко провел пальцем по грубому шраму. Девочка с трудом усидела на месте – от его прикосновения по спине пробежали колючие мурашки. Домис недовольно хмыкнул, увидев, что от усилий края раны кое-где разошлись. – Олдайв уже видел?
– Да, мой господин.
– И, конечно, прописал одну из своих липучих, вонючих мазей. Если они помогут, ты сможешь разработать кисть, чтобы правильно выполнять аппликатуру, которая не удалась тебе в первом куплете.
– Надеюсь, что так и будет.
– Я тоже. В учебных балладах и сказаниях вольности неуместны.
– Именно так говорил мне Петирон, – ответила она столь же бесстрастно, – но септаккорд в миноре во втором такте – это вариант, сохранившийся в Летописях Полукруглого холда.
– Устаревший вариант.
Менолли промолчала. Пусть придирается – все равно она знает, что, несмотря на больную руку, сыграла хорошо – просто Домис не считает нужным ее хвалить.
– На каких еще инструментах Петирон научил тебя играть?
– Разумеется, на барабанах.
– Разумеется? Вон позади тебя маленький барабанчик.
Она продемонстрировала Домису основные варианты барабанной дроби, после чего по его просьбе исполнила более сложный танцевальный ритм, популярный у обитателей морских холдов. И хоть выражение его лица не изменилось, она увидела, что пальцы мастера подрагивают в такт музыки и про себя порадовалась. Потом она исполнила на малой арфе незатейливую колыбельную, которая хорошо подходила к легкому, чистому звучанию инструмента. Домис сказал, что со временем она сможет играть, и на большой арфе, но пока, чтобы взять октаву, ей пришлось бы слишком перенапрягать левую руку. Затем вручил ей дудочку-альт, сам взял теноровую и велел играть гармонию к своей музыкальной теме. Эта затея целиком захватила Менолли, она могла бы продолжать до бесконечности: что за чудо – исполнять дуэт!
– А духовые у вас в Полукруглом были?
– Только простой горн, но Петирон объяснил мне теорию клапанов. Он сказал, что из меня мог бы получиться неплохой трубач.
– Рад слышать, что он не пренебрегал духовыми. – Домис встал. – Благодарю, Менолли. Теперь твой музыкальный уровень мне ясен. Можешь отправляться на обед.