«РЫБАЧИТЬ ТОЛЬКО УДОЧКОЙ!» — было написано на ней большими печатными буквами.
Сегодня Алёша пришёл на озеро один и обнаружил ботник на чистоплёске — на открытой воде.
Мальчуган собрался было сплавать за ним, потянул рубаху с плеч и замер: за ним кто-то наблюдал. Кто?
Алёша повёл глазом вправо, влево…
Из высокой травы на него глядела девочка. Росточком она была повыше Алёши, и он сердито спросил:
— Ты чья?
Девочка что-то ответила, он не понял. Ни удилищ, ни какой другой снасти при ней не было, но Алёша кивнул на дощечку и предупредил:
— Рыбачить только удочкой!
Девочка вышла из травы и показала ему лукошко с маслятами, припорошёнными хвоей. Поверх лежал начатый венок и ножик не ножик, а так, белая железка на деревяшке.
Алёше опять захотелось спросить: «Ты чья?» Но он вспомнил, что бабушка Устинья, отцова мать, в таких случаях отвечала: «Для глухих две обедни не служат», и переспросить побоялся.
С того берега потянул ветер и пригнал ботник в заливчик — им под ноги.
— На той стороне кувшинок много, — сказала девочка.
Алёша подтащил ботник кормой к берегу и распорядился:
— Проходи на нос. Лукошко оставь тут, у нас воров нету… Погоди, я тебе сена постелю. Плавать-то умеешь?
— Не умею, — призналась девочка, устраиваясь в лодке.
Он оттолкнулся от бережка, лёг животом на лодку и, выждав момент, ловко сел и взялся за кормовик — за обломок доски, исполняющий обязанности весла.
Выгребая на средину, Алёша без нужды раскачивал лодку, чтобы долговязая пассажирка натерпелась страху.
Она сидела напротив, тонкие руки вытянула вдоль бортов и с уважением наблюдала за всеми Алёшиными действиями.
Посерёдке озера Алёша положил кормовик поперёк лодки и слово в слово повторил отцово выражение:
— До чего же красиво Кобылье озеро — глаз не отвести!
Высказывание произвело впечатление на девочку, и она огляделась вокруг.
С лодки озеро было на особицу, не то что с берега: с берега оно всё время пряталось за тальником, за камышом, за кочками — помашет вода узким крылышком, и всё. Сейчас озеро лежало открыто и просторно, и со всех сторон к ботнику сплывались золотые утёнышки-кувшинки.
— Я кувшинку первый раз близко вижу. — Девочка улыбнулась и заслонила улыбающийся рот ладошкой. — Какая красивая, и жуки в ней ползают. Ой, что это? Рыба бьётся, да большая!
Обеими руками девочка приподняла из воды тяжёлую верёвку с ячеями понизу. В них трепыхался серебряный карась. Сеть — снасть запретная!
Алёша ухватился за верёвку, отвязал её от подводного шеста и попросил:
— Помоги в лодку затащить. Не утони только.
— Ладно, — согласилась девочка. — Не утону.
В четыре руки они погрузили на днище сырую огрузлую сеть вместе с водорослями, листьями кувшинок и рыбами.
— Рыбы-то, рыбы-то сколько! — ужасалась девочка. — Столько я никогда не видела.
— Ты чего — всю жизнь в лесу прожила?
— В пустыне. Сюда мы с мамой погостить приехали, к бабушке в деревню Мальцево.
— Ты не особенно шевелись. Лодка-то просела. А то кувырк — и прощай родители!
— Это не я шевелюсь, — оправдывалась девочка. — Это сеть шевелится, ажник страшно.
На берегу они вдвоём отволокли сеть подальше от воды и выбрали из неё всю рыбу — одну щуку и десять ровных карасей: пять золотых и пять серебряных.
Алёша разделил рыбу на две равные груды — золото в одну сторону, серебро в другую, — попросил девочку отвернуться и положил листок подорожника на красных карасей.
— Кому?
— Тебе, — не задумываясь, откликнулась девочка, и Алёша подумал: добрая!
— А серебро ты забирай, — разрешил он. Пока девочка колебалась, перекидал всех серебряных карасей в лукошко и в приливе великодушия прибавил: — И щуку бери.
Прибавил и пожалел: больно щука хороша — изголуба-зелёная, толстая, как поросёнок, два дня можно семью кормить.
— Что ты! Что ты! — Девочка замахала руками. — Я её боюсь, как не знаю кого. У неё зубищи, ажник страшно!
— Если боишься, тогда конечно… — обрадовался Алёша. — Я её тогда с собой возьму.
Перед дорогой они мелко изрезали сеть — сколько хватило терпения. Белая железка на деревяшке оказалась острой на удивление. В пальцах у девочки ячеи разваливались и потрескивали, как на огне.
Алёша похвалил:
— Больно ловко у тебя порется!
— Я и шить умею, — сказала девочка.
В её ответе Алёше почудился испуг. Он снял рубаху, завернул в неё свою рыбу и с узелком на отлёте до дороги проводил спутницу — она всё косилась на шевелящийся узел.