17.04.18
«Ладно, нет никакого пера. Есть гелиевые…»
Ладно, нет никакого пера. Есть гелиевые,
Преимущественно чёрные стержни, и из синего пластика
Сборный корпус. В каком-то смысле это подмена его,
В каком-то между ними — пропасть в степени пропасть.
До конца если быть честным, сейчас я пишу вообще в девайсе,
Это со мной не часто, всё же блокнот удобней, но нынче так,
Представляю, как сидит потом над текстами какой-нибудь вася
И комментирует особенности в их шрифтах,
Дескать, это написано от руки, а вот это кеглем, —
Всё неспроста, не мелочь, но продуманный элемент,
Мир как бы поделён автором на два, в айфоне писал о верхнем,
О нижнем — только в самсунге, а в блокноте исключительно, что их нет.
19.04.18
«Желта бумага, грифель порист…»
Желта бумага, грифель порист,
Но чем же виды замени,
Будь заграждений должным образ,
Которым сделаны они,
И отделяющие нас
От сном пресытившихся глаз?
Крошится мел, рисую своды,
Грозится сокол несть в когтях
Не различить, иль огнь, иль воду,
Иль, рисовальщику в угоду,
Музы’ки панцирь на китах
Ещё не слышимых гармоний.
Желта бумага. Обрамлённый
Непроницаемой завесой,
Сказует грифель новый холм,
Подвержен музе неизвестной,
Увит левкоем, ивняком,
Крошатся крылия мелком,
И всё рачительнее птица
Музы’ки панцирем трудится.
Тепло очам от свежих лир
Незримый лес, растущий мир…
И кто расскажет юным лисам
Им будет зайц иль, может, тигр?
Но я устал от этих майс
Однажды, пусть им будет зайц.
20.07.17
«Иные — зонтики подняли…»
Иные — зонтики подняли,
Но хоть чехол себе пошей,
Мы все идём под голубями.
Не подгадаешь, чей — точней.
Тяни билет на те же темы:
Различий бестолочь и хлам,
Душой поздравленные, где мы,
Как раз от имени чехла.
Чумной заводится моторчик.
Отчалит лодочка, бай-бай,
На всех концов единый прочерк
Кем отдают позалипай.
24.06.18
«Был прав бы цирк, где нами оживили…»
Был прав бы цирк, где нами оживили
Тот стейк-мистейк, что в sangre — на sarten,
Как раз те дни сорили чаевыми,
Как раз на ночь не хватит им затем.
Не хватит нам на сбить хоть что-то, кроме,
В том липком тире, жестяной болван,
Ни меткости, ни призовых в синдроме
От, на словах: не те, кто — по словам.
Вот этот цербер, — надувная панда,
Восточный шершень сочного бревна
Нам подают которым из серванта
Портрет меня но в рамке не меня.
Завидуй, шредер, острому подтексту,
Лети как та корейская морковь,
Из уважения к оставленному месту,
Стремительная к дырке нелюбовь.
Вот жестяной болван, пускай и тратит,
И весь свой тир, и панд, и меткий глаз,
На рост бревна, чтоб — поведётся, лапоть,
Распустит ветки, листья, пенопласт.
Нас нет древней (амёбы — исключенье),
Нас метче нет (коль речь о провиант),
Но реку взять — что б делало теченье,
Не существуй бы устий étudiant.
Что учит он из высших заведений
Трухлявым раком, сеткой карася,
Попёртый поц, возможно, даже гений,
Из неких лилий, заводью скользя?
Ха-ха, стреляйтесь! Вешайтесь в прихожей!
Мечи вонзите в vientre, abdomen!
Цедите всё, что вывернуто кожей,
Такой же кожи компаса взамен.
Ох, побежал бы, если б дали север,
Но где уж тиру — против соболей!
Сам — наковальня! Сам ты — наковальня!
А я Гермес. А я теперь Гермес.