11.11.17
«Уместен сад — и пожелтевший…»
Уместен сад — и пожелтевший,
И облетевший, но — не взгляд.
Грусть беспросветная? Не вешай,
В таком порядке не грустят.
Накал и взрыв сначала, вихри,
Почти в беспамятстве, страстей,
Чумное пламя, чтобы, выгоря,
Тебя обрушить на постель
В опустошении и злобе,
В зубами иступлённый скрежет,
В луны пронзительный, циклопий
За шторой визг, в роится нежить
На стенах, потолках, в утробе
Трясущегося шкафа, в шеи
Лучей, дробящих помещенье,
Пока их все не перережут
Воротниками пыльных хлопий.
Когда пройдёшь весь этот ад,
То вот тогда уже грустят.
12.11.17
«Запахнувшись из болоний…»
Запахнувшись из болоний
Фильдеперсовым плащом
Без улыбок экономий
Кто шурует под дощём?
Пред витриной кто бы это
Вечных счастий на сносях
Наведеньем марафета
Занимается в усах?
Над канализационным
Ножкой, убранной в коттон
Новомодного фасона,
Воспаряет это кто?
Это друг наш, это брат наш
И любимец барышень
Фициянт Игнат Игнатьич
Из кафе на Сан-Мишель.
12.11.17
«Представь, мы часовые. Гарнизон…»
Представь, мы часовые. Гарнизон
Стоит в горах. Никто нас не воюет.
Но это служба. Мы её несём.
У нас есть вал. На нём, на крепостном,
Мы часовые. Небо существует
Не где-то над, а как бы прямо вот.
Того гляди и скажет: «Шаг вперёд,
Кто запитал парашу от столовой!»
И так бывает. Поворот не новый.
По чести, вообще не поворот.
Другое дело, добавляют бром.
Компот приравнен к половому акту.
Или метнуть с трёх метров топором
В ежа, чтоб ровно надвое. Не так-то
Оно и просто. Тренируйся, шкет.
Мы часовые. Трудности деберца
В том состоят, что больше спичек нет,
На что играть? И каменное сердце
Товарища, пройдохи и шпаны
Ему диктует: хоть на щелбаны.
Но это служба. Утром в лазарет.
Злорадный тон медбрата. Сотрясенье?
Сыграешь с ним. На пачку сигарет
Ну, как бы в долг. И снова невезенье.
Потом зима и бабы. Не секрет,
Что снежные. Но в солнечной системе
Идя служить, особенно в горах,
Так повелось, что стал непереборчив
Простой землянин. Он при топорах,
И есть ежи стремительные очень.
Кому-то ж надо рассказать потом,
Возможно, лишь немного приукрасив,
А эти снежные стоят с открытым ртом.
Твоя с двумя. Да-да. И я о том.
Ну не восторг, не наслажденье разве?
12.11.17
«Был не лишен досуг разнообразий…»
Был не лишен досуг разнообразий,
Отведать бри, покрикивать на слуг,
Гадать, пенсне в котором нынче глазе.
«Помилуйте, но это же досуг! —
Мне возразит неопытный читатель, —
А где графинчик клюквенной настойки?»
Мой друг, всего лишь надо подождать и
Не так кричать… смородиновой, кстати.
Он в шкапчике. А на журнальном столике —
Пузатая коньячная рюмцайка
И портсигар, на нём портрет людовика,
А в нём брюхастых сальвадоров стайка.
Всё почему? Четыре пополудни.
Вот так вот, сударь. Я в досуге, чай,
Не первый день. Мы опытные трутни,
Нам коньячки с настойкой не мешай.
12.11.17
«Жить поразборчивей нельзя ли?»
Жить поразборчивей нельзя ли?
Чтоб след глубокий, жирный, резкий?
Когда притален занавеской,
Чтоб не салат перед глазами,
Крошённый удалью корейской?
Мне подошло бы там чтоб вид
Не был похож, а им являлся.
Чтоб ярко-жёлтый — ядовит,
И там, на озере дымит
Пусть пароходик. Звуки вальса
Пускай не громко, чуть потише,
Ну где-то так, несёт из парка,
Зачем невидимого? Ты же
Не полагаемый, а лично
Стоишь, окно открыв. Не жарко,
Но и не холодно. Вот так,
А влажность можно поубавить.
Итак, отлично виден парк
И пароходик проплывает.
Всё точно, есть определённость.
Нельзя ли эдак, без причуд?
Чтоб не мираж, едва притронусь?
Чтоб вырабатывалось то есть
Из ожиданий то, что ждут?
Не как попало, не нарочно,
Чтоб ровно в 10-43
И ровно с теми, кто внутри,
Наш пароходик осторожно
Минует мыс, не по расчетам,
А потому, что так и должно
Под ядовитым ярко-жёлтым.