Гена порывался проводить меня до поезда, но тут я оказался непреклонен. Я представил себе, как он, неся мою сумку, доводит меня до вагона, а потом стоит на перроне, утирая скупую, но неудержимую мужскую слезу. И машет, и машет мне вслед платочком, больше похожим на наволочку. А все пассажиры смотрят на эту трогательную сцену, а потом всю дорогу, все двадцать часов, подозревают нас в чем-то нехорошем.
Нет уж, сумку я и сам донесу. Тем более, мне надо зайти в магазин. Ехать на село в трезвом состоянии – идея странная, не находите? Я нахожу.
Распрощавшись с Геной (целоваться не стали), я пошел, увидел и купил разного спиртосодержащего. Взял раза в полтора больше того, чем было надо. Потому что иначе все равно не хватило бы, и я бы пошел за добавкой на какой-нибудь заброшенный полустанок, и отстал бы от поезда навсегда. И остаток жизни провел бы на берегу тихой речки, в единении с природой, русалками и экологически чистыми комарами. Я себя знаю. А у меня семья. И Португалия манит и ждет.
Показав немолодой, но радостной, как рябина на морозе, проводнице паспорт, я прошел в свое купе. За радушием железнодорожной работницы тщательно скрывалась классовая ненависть: вот он, мол, буржуй, который четыре места выкупил. Ну и ладно. Хоть раз побуду ненавидимым всеми богачом.
Как хорошо, что теперь не надо стелить белье, уже застелено. В моем купе, естественно, белье присутствовало на всех четырех места. Обязательно буду спать на каждом и помну их, как в сказке про трех медведей. Это даже не одной попой на двух стульях, это гораздо круче.
Расположившись поудобнее, я щелкнул открывашкой, надолго приложился к бутылке, подергав кадыком, а потом блаженно растянулся на полке. В обычной ситуации кадыком я, конечно, не дергаю. Но надо привыкать к особенностям контингента, с которым придется работать. Вживаться, так сказать, в роль рубахи-парня.
Потом достал из папки конверты. Работа – прежде всего.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Тихий зов дембеля
"Дорогая моя Соничка.
Как же я рад что ты мне ответела и как же тебе спасибо за это. Письмо твое я читал и перичитывал много раз хотя оно короткое и рассказываеш ты о себе скупо. Но я тебе буду писать раз ты не против.
Новостей в моей жизни нынешней кот наплакал. Да и нет их вовсе. Так что про прошлое буду писать. Повспоминаем вместе поплачем иногда. Страное дело но поплакать по прошлому бывает так сладко.
Расскажу теперь про свои странствования. Я когда в Белгород подался экспедитором стал работать. Поматался по ближним селам и по дальним. Был например в Генераловке. Помнишь как Вася-Пушка говорил о своей супруге «она же дура с Генераловки, там все такие!». Склонял он ее как только мог супругу свою и всегда деревню эту поминал. Правда никаких дур в Генераловке я не приметил. Может по домам сидят чаи гоняют.
Зато там потомки староверов живут. Их видел. Они там поголовно все с бородами кроме баб. И смотрели на меня таким волком и двумя пальцами крестились. Думал ноги не унесу но ничего обошлось.
Тут везде по Белогорью в войну народу тьма тьмущая полегла как и у нас в Разумном. Вся земля от осколков звинит. Бабушки моей сестру посекло таким осколком и кровью она истекла. Не добежала до погреба где остальная семья схоронилась. Молодая девушка совсем, Еремина Клавдия Михайловна ее звали. А бабушку мою Агафья Михайловну, баба Гаша, ты помнить должна".
Молодец Федор Иванович, правильно, соображает. Художественные достоинства его мемуаров мне, конечно, до фени, а вот имена-клички-географические названия – это мой хлеб. С маслом. Даже если впоследствии эта информация не пригодится. А вдруг да понадобится?
"Бабушкину семью потом эвакуировали в соседнее село где воевали не так люто. Когда вернулись в Разумное на месте дома только железная кровать стаяла. Не сгорела. Метал хороший. Пока не вырыли какую-то землянку так и спали в бурьяне.
Однажды сосед Коляша выбросил в мусорку футбольные кеды. Они совсем до тла были изношены. А баба Гаша пожалела и на себя напялила. Лыком подвязала чтобы не развалились по дороге и на рынок пошла картоху торговать. Над ней потом полгода наши смеялись а она говорила "себе в подол заглядывайте вдруг вы там принесли кого а обувку мою не трожьте она еще крепкая послужит".
Поминялось тут все с тех пор как ты уехала. Жизнь на селах теперь почти городская. Много участков поросли бурьяном. Кое-где траву скашивают и вид вроде опрятный но все не то. Если ранешние хозяева из гробов встали бы и землю свою увидели бы они бы сразу умерли вспять.