Тихо вошел в квартиру, заглянул в спальню, а затем и к Анюте, дочери. Так он и думал, спят. Кто это, Геббельс, своих девочек отравил напоследок? Вышел на кухню, у окна постоял, посмотрел на темный пустой тротуар. Потом прошел в ванную, взял мыло, щетку, набрал в таз воды и тер стенку лифта, пока целиком не отдраил ее от усатой сволочи. Ошметки смел в шахту. Полюбовался на пустую, еще мокрую стенку лифта, опять взглянул на свое отражение в зеркале. Ну что, можно снова считать себя молодцом?
Январь 2017 года
пгт Вечность
Память на лица у меня отвратительная, пациентов я запоминаю с трудом. С первого раза – почти никогда, особенно тех, кто приходят, что называется, так, провериться или, хуже того, – за бумажками: курортную карту оформить, подписать направление на ВТЭК. Последним отказываю безжалостно: дашь слабину – и получишь под дверью кучу просителей. Мы делом тут занимаемся, медицина – не сфера обслуживания. А ВТЭКи и МСЭКи ваши – сплошная коррупция. Вы ведь не умеете взятки давать? Впрочем, меня это не касается.
Однако Александра Ивановича Ивлева, автора тех заметок, которые вам предстоит читать, я и запомнил, и прогонять не стал. Он подошел ко мне в коридоре, обратился: “доктор” или по имени-отчеству, но в этом были такое достоинство и одновременно отсутствие вызова, какие редко встретишь в наших краях. Я позвал его в кабинет.
Во внешности старика, во всей фигуре, походке, манере держать себя проглядывало нечто особенное, я бы сказал – птичье. Прямая спина, пальцы тонкие, длинные, глаза светлые, почти что бесцветные, не водянистые, а словно прозрачные, большой острый нос. Но нет, демонизма в Александре Ивановиче и в помине не было, напротив – что-то мальчишеское, веселое, готовность к улыбке, к приязненному разговору безо всяких, как это бывает в больнице, надрыва, истерики – коллеги поймут меня. И одет он был небанально, со вкусом, как выяснилось – артистическим, но помнить, кто был во что одет, об этом рассказывать – за это я не берусь.
Усадил его перед собой, перелистал бумаги:
– Как поживаете, Александр Иванович?
– В соответствии с возрастом и социальным положением. – Вот это ответ!
Был когда-то завлитом – заведующим литературной частью театра. У нас в городе (“Слава Богу” – так он сказал) театра нет, да и Александр Иванович давно уж пенсионер. Обратиться ко мне заставил его грустный повод: оформление бумаг в дом-интернат для инвалидов и престарелых.
– Для ветеранов. Мы называем себя ветеранами. Не знаю чего. Простите, что отвлекаю вас.
Какие могут быть противопоказания для богадельни, как ее ни зови? Подписать, печати поставить – и отпустить. Я все же решил посмотреть его – сделать для симпатичного человека что-то хорошее. А что я могу? – посмотреть.
Медсестра помогла ему влезть на кушетку, тут я только заметил, что физические усилия даются Александру Ивановичу с трудом.
Открою секрет: нам свойственны оживление, почти радость при встрече с серьезной и редкой болезнью, особенно если впервые ее обнаружили именно мы, если она излечима или не относится напрямую к нашей специальности – есть возможность явить наблюдательность, кругозор. В случае с бедным Александром Ивановичем я, однако, восторга не испытал. Не потому, что он был здоров (вовсе нет), а потому, что за недолгое наше знакомство старик успел мне понравиться. А находить болезни, пускай излечимые, у добрых знакомых – нет, это не доставляет радости. Да и как одинокому пенсионеру справиться с нашей системой так называемой высокотехнологической помощи? – ведь не от счастливой семейной жизни и материального благополучия замыслил он переселиться в дом престарелых, которых так мило зовет ветеранами.
Медицинскую составляющую истории я, разумеется, опущу.
– Операция так операция. – Александр Иванович принял известие о своем диагнозе с редким спокойствием. – Сколько, по вашему мнению, осталось мне без нее?
Год, я сказал – год. В лучшем случае. И это не будет хороший год. Воздух нужнее еды, воды.
Я умею людей уговаривать, некоторые считают меня даже деспотом. Слишком сильное определение – все от мотивов зависит, не правда ли? Но Александра Ивановича оказалось несложно уговорить. Итак: надо ехать в Москву (вот адрес), предварительно созвонившись (я оставлю ему телефон), получить заключение профессора, который и будет его оперировать, затем в область, за квотой, а если вдруг не дадут, то звонить мне, немедленно, номер сверху, на заключении.