Двенадцать дней назад
Он как обычно припарковался под своими окнами, вышел из БМВ и, повинуясь выработанному за эти пару дней рефлексу, посмотрел вдоль улицы на то место, где прежде стояла патрульная машина. Сейчас её там, конечно же, не было.
День казался бесконечно длинным: сначала дурацкая надпись на стене и два свеженьких трупа, затем волокита с этими самыми трупами, потом затянувшийся, но довольно занимательный брифинг, на котором он по собственной глупости чуть не проговорился, и, наконец, посиделки у слишком активной Лив, которая, не умолкая ни на секунду, строила планы по поимке Кэссиди. Она ведь искренне полагала, что и намалёванное кровью зловещее «привет», и убитые патрульные были посланием лично для неё. Виктор был бы и рад её в этом разубедить, да только не мог. Что бы он ей сказал?
Хэй, не парься, это он не тебя изводит, а меня. Что говоришь? Зачем? Ну-у-у… мы с ним давние друзья. Нет-нет, не бойся. Тебя я не трону, ты ж мне не чужая. В каком смысле?.. А ты спроси у своей мамочки.
Виктор криво усмехнулся. Да, после такого Лив его точно прибила бы на месте. Ни секунды не медля прибила бы.
Перескакивая через две ступеньки разом, он стремительно поднялся на свой этаж и, бросив мимолётный раздражённый взгляд на расплывшуюся за день надпись, сунул руку в карман за ключами.
Кэссиди его удивил. Не своими дешёвыми выходками, нет. Тем, что сумел найти нового союзника. Интересно, а он изводит его так же, как сам Виктор когда-то испытывал терпение Нила? Круговорот жестокости в природе. Довольно символично, если задуматься.
Вэйл ввалился в квартиру, захлопнув за собой дверь, и, стягивая на ходу туфли, поплёлся на кухню. С самого утра ему хотелось выпить чего-нибудь покрепче, но так как день прошёл в сплошной суматохе, до вожделенного алкоголя он смог добраться только сейчас.
Расслабленно потягивая виски, Виктор вернулся в гостиную и скептично оглядел разобранный диван и валявшиеся всюду пустые упаковки из-под чипсов, сока и еды навынос. Лив прожила здесь всего несколько дней, но всё же умудрилась внести сумбур в его привычное существование.
И теперь квартира без неё казалось пустой.
Виктор помялся на месте, в нерешительности глядя на дверь спальни. Сейчас она была заперта, но все эти дни они с Лив держали её открытой, чтобы Вэйл в целях безопасности — исключительно в целях безопасности! — мог за ней присматривать. Только вот ночами, глядя на сладко спавшую девушку, он гнал от себя отнюдь не безобидные мысли.
Докатились! Он хотел собственную сестру.
А ведь до этой поры Виктор, несмотря на небольшие свои шалости, считал себя в этом смысле вполне нормальным. Да, он был чудовищем, но всё же не таким больным извращенцем, как его отец или тот же Кэссиди. Или Хамберт. До сих пор никаких отклонений за собой он не замечал. И вот пожалуйста!
Одним глотком осушив стакан, Вэйл оставил его на краю стоявшей на пути книжной полки, а сам вошёл в спальню и с размаху плюхнулся на неаккуратно застеленную кровать. Постель всё ещё хранила запах Лив, и Виктор прикрыл глаза, стыдливо его вдыхая. Если Мэри Маргарет совершенно точно пахла сладкими полевыми цветами, то ноты, источаемые телом Лив, Виктор так и не смог разгадать. Она пахла и свежестью после дождя, и зелёной травой, и холодным ветром, и солёным морем. Каждый оттенок её аромата навевал мимолетные воспоминания: вот Лив, увлечённая работой, наклоняется вместе с ним над прозекторским столом, вот сидит рядом с ним в машине, облизывая перепачканные шоколадом пальцы, вот хохочет над глупой до абсурда сценой в ужастике, что они вместе смотрят.
Вэйл резко выпрямился и отшвырнул попавшуюся под руку подушку в гостиную.
Нет. Так быть не должно.
Возможно, любительница покопаться в чужих мозгах Доусон могла бы найти объяснение этого его наваждения. Всё что угодно могло спровоцировать эти дурацкие мысли, которых раньше он за собой не замечал: тоска по Мэри Маргарет, какая-то нездоровая проекция, отголоски его подростковой одержимости местью и желанием сначала быть похожим на отца, а затем откреститься от всего, что объединяло их. Всего кроме, конечно же, сестры.
Что-то ещё? Хм. Ну, например, к грани его могла подвести сама Лив, ничего не подозревающая и проявляющая к нему выходящий за рамки дружеского интерес. Ему это льстило, его это будоражило.
А ещё больше его подстёгивало осознание того, что они похожи. Что они две части единого целого. Что Лив, в случае чего, его поймёт. Поймёт и примет.
В этом было её главное отличие от Мэри, которая, как и все хорошие девочки, тянулась к запретному плоду, но всё же не могла долгое время находиться рядом с плохим мальчиком. Ей нравилось играть с огнём. Она с удовольствием гладила диковинную зверушку за ушком, слушая, как она томно мурлычет. Но затем, нащупав рога, заметив длинные клыки и острые когти, пугалась прирученного собой чудовища. И убегала обратно к надёжному и совсем-совсем не страшному Нолану. А потом возвращалась вновь. Ненадолго, но всё же возвращалась. Чтобы встряхнуться, освежить впечатления. Чтобы добавить красок своей пресной жизни. Чтобы отомстить прекрасному принцу, женившемуся на злой королеве.
Лив же принимала его целиком. Со всеми его дурными привычками и изъянами. Окей, не со всеми — лишь с теми, о которых ей было известно. Но ведь и этого было достаточно. Может, со временем, она смогла бы пости…
Виктор нахмурился. Его взгляд, бездумно блуждавший по полумраку спальни, зацепился за посторонние силуэты — в дальнем углу комнаты на комоде стояли два чужеродных предмета. Лив забыла что-то из своих вещей? Вряд ли.
Вэйл почувствовал, как ледяной ветерок, сквозящий из приоткрывшейся двери в чёрно-белый мир, прошелся вдоль позвоночника снизу вверх и сдул шелуху ненужных мыслей с поверхности его сознания. Инстинкты в таких случаях его редко подводили. Виктор понял: Кэссиди всё-таки побывал в его квартире.
Он поднялся на ноги, по пути щёлкнув выключателем, и подошёл к комоду.
Стеклянные сосуды. Две огромные банки, наполненные формалином[4]. Виктору не нужно было разглядывать, что в них плавало. Он и так это знал. Трофеи Кэссиди. То, что он отобрал у Мэри Маргарет и… погодите-погодите, не кладите трубочку, разве была ещё одна жертва с вырезанной маткой?
Вэйл пытался сосредоточиться, но всем его существом вновь, как и тогда на вскрытии, овладела ярость. Он сверлил взглядом препарат, некогда бывший частичкой Мэри Маргарет, и не мог успокоить кипевшую от злости кровь.
Смерть для Виктора никогда не была чем-то страшным и непостижимым. Напротив, её загадочность и торжественная мрачность его всегда привлекали. Она присутствовала в его жизни с ранних лет — спасибо отцу. Вэйл прекрасно знал, как Она выглядит, какие запахи источает, какие звуки издаёт. Знал, как с Ней стоит обращаться. Как заточить Её, приостановив время и поставив на паузу все естественные процессы. Но вот, пожалуй, впервые за всё это время он ощутил, какая Она на самом деле ужасная. Гадкая. Несправедливая. Смерть не имела никакого права отбирать у него Мэри Маргарет.
Кэссиди не имел никакого права отбирать у меня Мэри Маргарет.
Ярость продолжала бежать по его венам, подгоняя, словно хлыстом, за собой и другие эмоции: обиду, гнев, чувство вины, горечь утраты, снова обиду, снова чувство вины.
Для Кэссиди это всё было игрой. С самого начала.
Первые годы своего посвящения он пытался копировать стиль Вэйла, во всём походить на него. Злился, когда у него не получалось. И всё равно продолжал имитировать, изворачиваться, притворяться. А после, как и однажды сам Виктор, признался, что будет искать свой путь. Но и здесь не смог отличиться: начитался книжек о легендарных серийных убийцах и решил использовать все методы сразу, чтобы каждое его убийство выглядело эффектно. Чтобы о нём стали писать в газетах. Чтобы ему дали звучное прозвище. Чтобы все его боялись.
Всё это шло вразрез со всеми правилами Виктора, который всегда был осторожен. Во всём. Всегда аккуратен. Он выбирал тех, кого не будут искать. Тех, чьё внезапное исчезновение оставалось незамеченным. Автостопщицы, колесящие по штату и не имеющие никаких привязанностей ни к месту, ни к людям. Сбегающие из дома дурочки-тинейджеры. Бродяжки, проститутки, просто одинокие дамочки. Он всегда всё проверял перед тем, как приступить к делу. И когда всё соответствовало его требованиям, он проверял ещё раз, чтобы удостовериться окончательно.