Видимо, Сойер запретил Габриэле раскрывать рот без его команды, потому как девушка изо всех сил пыталась сдерживаться, выслушивая откровения, что в тот день чуть ли не мелодией лились из уст Вэйла. Он не мог отказать себе в маленьком удовольствии подразнить Доусон в последний раз, поэтому, вопреки собственной позиции на всех предыдущих допросах, расщедрился на подробности.
Вэйл с упоением вещал о той памятной ночи, что началась с посиделок в компании Бута в «Роджере», а закончилась похищением Свон и Грэма. В бар Виктор наведался, чтобы обеспечить себе какое-никакое алиби: образ любителя залить за воротник Вэйл считал самым удачным из всего своего арсенала. Эту фишку он перенял у приёмного отца. Лайтман, конечно, не был серийным убийцей, но всё же считавшие его непросыхающим пьяницей горожане многое в личности доктора просто-напросто не замечали. Таким образом Вэйл научился совмещать приятное с полезным: алкоголь помогал ему на время расслабиться, а люди многого от него и не ожидали.
Потом Виктор в красках описал то, как вырубил Свон, а затем уже и вышедшего за ней на улицу Грэма. Как спрятал его в «Прометее», готовя для ещё не появившегося там Нила ответный сюрприз. Как довёл Хамберта до необходимой кондиции безумия, лишив возможности слышать, видеть, связно говорить и, конечно же, трезво соображать. Как в подходящий момент его освободил, чтобы подставить под удар и свалить на беднягу все подозрения. Как Чейз, хитрый сукин сын, всё-таки почуял неладное, мельком осмотрев труп бывшего помощника шерифа.
И на этом моменте Доусон, естественно, сорвалась.
Так и не вымолвив ни слова, девушка в пару шагов преодолела разделявшее их расстояние и, игнорируя предупредительный возглас Сойера, вцепилась стальной хваткой в волосы Виктора. Затем, всё так же сохраняя молчание, несколько раз с силой приложила его лицом о гладкую поверхность стола.
Вэйл вынырнул из воспоминаний и, криво усмехнувшись, дотронулся до опухшего носа. Только сейчас он понял, зачем вообще устроил весь этот фарс перед Габриэлой. Он хотел, чтобы она отреагировала. Действительно хотел. Чтобы она орала на него, проклинала, избивала.
Потому что он заслужил.
Формально и исключительно сухо зачитанных Фордом обвинений в убийстве Чейза ему было недостаточно. Виктор понимал, какую ошибку совершил, поддавшись порыву. Впервые за всю свою жизнь он испытал нечто, отдалённо напоминающее угрызения совести. Смерть Чейза была бессмысленной. Убив его, Виктор предал память Мэри Маргарет. Он предал Лив. Он предал самого себя, свою суть. Он нарушил правила. И ради чего?..
Железная дверь карцера, оглушительно мерзко проскрежетав, приоткрылась, и Вэйл настороженно застыл. Снова допрос? Или его уже переводят?
— К тебе посетитель, — без лишних эмоций выдал вошедший в камеру надзиратель.
— А разве положено?
— Заткнись и встань.
На этот раз дело не ограничилось тривиальными наручниками — его заковали в кандалы. И в таком виде, обвешенного гремящими цепями и искренне недоумевающего, чего от него хотят, повели в комнату для допросов. Именно туда, потому что в участке шерифа всё-таки не было специально оборудованного для свиданий помещения: с толстыми пуленепробиваемыми стёклами, по обе стороны от которых висели бы древние телефонные трубки.
Виктор остановился на мысли, что к нему с визитом пожаловал тот лощёный типок, который совсем недавно изъявил желание выступить в роли его адвоката. Сын того самого Адама Резерфорда, что двадцать семь лет назад отстаивал интересы Теодора Блэйна-старшего. Резерфорд дело проиграл, потому что на руках у стороны обвинения оказался просто замечательный козырь — Ингрид Сноу. И сопляк его тоже проиграет. Однозначно проиграет. Потому что против Вэйла букет доказательств был собран куда цветастее, чем в своё время против его отца. Впрочем, исход дела Буна Резерфорда вряд ли интересовал. Парень горел лишь одним желанием: засветить лицо. Ведь процесс против такого чудовища, как Виктор, обещал быть громким.
Надзиратель бесцеремонно втолкнул его в допросную, и Вэйл сквозь зубы выругался. Особого отношения маньяки-убийцы не заслуживают, да. Но так наглеть! Он уже было собрался высказать всё своё возмущение вслух, при адвокате-то. Но, подняв глаза на посетителя, подавился заготовленной фразой: за столом вместо Резерфорда сидела Лив.
— Привет, — пробормотал Вэйл, ощутив, как внутренности мгновенно стянуло льдом дурного предчувствия.
Он не ожидал. Он не хотел. Он, в конце концов, боялся. Он не был готов встречаться с ней лицом к лицу. Нет.
Лив не ответила, с абсолютно не читаемым выражением лица наблюдая за тем, как Вэйла приковывают к столу. Закончив возиться с цепями, надзиратель отошёл к двери, но комнаты не покинул. Похоже, Форд разрешил это свидание лишь на таких условиях.
Виктор мазнул взглядом по висевшему за спиной Оливии зеркалу.
— И кто же за нами наблюдает? — Вэйл старался произнести вопрос с усмешкой, но на деле в нём прозвучала лишь слабая тень былой язвительности Виктора. Он прочистил горло, раздражаясь на себя за слабость. — Форд? Доусон? О! Неужели Нолан? Ему уже пришили ногу обратно?
Лив и на это никак не отреагировала. Просто сидела и ощупывала глазами Вэйла, а лицо её оставалось всё таким же непроницаемым.
— Тебя сюда подослали с какой-то определённой целью? Если да, то выкладывай живее. А то ведь, сама понимаешь, напряжённый график, — Вэйл попытался развести руками, но из-за переполнявшего его волнения напрочь забыл о кандалах и вместо этого нелепо дёрнулся, зазвенев цепями.
В повисшей тишине голос Лив зазвучал ровно и непривычно низко:
— Меня не присылали. Ты, возможно, удивишься, но я пришла сюда сама.
— И… зачем?
— Спросить, почему ты не убил меня. И не ври, что не хотел, — Оливия скривилась, отворачиваясь. Дамбу прорвало. И теперь слова полились из неё бурным потоком. — У тебя был шанс. И не один. Ты изводил меня годами. Но не убил. Почему? Мне действительно интересно. Готовил для нас с мамой нечто особенное, да?
Виктор опустил голову, уставившись на свои подрагивающие пальцы. Он понятия не имел, что ей сказать. А ведь неделю назад он так торопился с ней поговорить, что растерял последние остатки мозгов. Тогда Вэйлу казалось, что он сможет подобрать верные слова. А что теперь?
— Нет. Я давно отказался от этой идеи. Ты… ты ведь и так всё поняла, — Виктор набрался смелости поднять глаза на собеседницу, но Оливия продолжала с напускным интересом изучать противоположную стену. — Лив. Послушай… Я не смог тебя убить. Я не… ты… это всё намного сложнее…
— Обведу этот день в календаре, — Оливия всё-таки перевела холодный взгляд обратно на мужчину и презрительно усмехнулась. — Виктор Вэйл не может подобрать подходящих слов, кто бы мог подумать! Ой. Или мне стоит звать тебя Теодором?
Виктор поморщился. То ли от её тона, то ли от взгляда он ощутил странное опустошение.
— Перестань.
— Так почему, Тео? — Лив униматься не собиралась. Она буквально выплюнула его настоящее имя, продолжая кривить губы в неприятной ухмылке. — Почему все эти годы ты терпел меня? Ты меня ненавидел. Но не убил.
— Я не ненавидел тебя. Да, я вёл себя как последний муда…
— Ты натравил на меня Кэссиди! — в её голосе зазвенела злость. — Ты был там! Это тебя я слышала, Вэйл. Это был твой голос. Я не ошиблась. Это был ты!
— Да, но…
— Так что там произошло, м? Вы с Нилом всё-таки решили со мной поразвлекаться, но в последний момент у тебя проснулась совесть? Решил меня пощадить? Да? — Оливия говорила всё громче и громче и почти сорвалась на крик, но на очередном вдохе всё же смогла взять себя в руки: замолчала, прикрыла на пару секунд глаза. И продолжила уже тише: — Почему ты не позволил ему меня убить?
— Кэссиди действовал без моего ведома, — Виктор старался контролировать свой голос, чтобы он звучал спокойно и убедительно. — Одетт, Элис… ты. Он творил всю эту херню не предупредив меня. В тот день меня не должно было быть в «Прометее». Я заехал туда по просьбе Голда, ему срочно понадоб… не столь важно, на самом деле. Я просто…