Самые “добрые” опекуны в мире в этот же день отвезли меня к психиатру, хоть я очень настойчиво попросила их этого не делать. Конечно же, они меня и слушать не стали. Миссис Мортон всегда была бесчувственной и кажется глухой, даже к своим собственным детям, что уж говорить обо мне, а вот мистер Мортон, если бы стёлка в его машине были затонированы, заклеил мне рот, лишь бы я только замолчала.
Мы просидели у кабинета около часа. Очередь была большой: среди детей психов развелось много. Я уже не чувствовала себя так одиноко. В кабинет заходили абсолютно разные ненормальные: например мальчик лет пяти или шести, который что-то рисовал своими маленькими пухленькими пальчиками в воздухе или девочка лет двенадцати, которая со стеклянным взглядом и жуткой злобой в голосе проклинала всех к кому приближалась. Дойдя до меня, она остановилась, впилась в меня своим цепким взглядом и прежде, чем отец успел схватить её за руку и оттащить от меня, девочка наклонилась к моему уху и прошептала: “Ты абсолютное зло”. Я тяжело сглотнула и даже не слышала извинений, которые говорил мне её отец потому, что я находилась в небольшом шоке и эти три слова снова и снова повторялись в моей голове. “Я абсолютное зло”.
Чем ближе подходила моя очередь, тем сильнее скручивало живот и тем больше я начинала верить в то, что я психически больна. С каждой секундой и с каждым человеком, приближающим меня к двери этого кабинета, за которой меня ждала неизвестность, мои худые ручки тряслись всё сильнее. Моё желание сбежать оттуда граничило с безумием, но мозг осознавал, что этой выходки мистер Мортон мне точно не простит.
Когда, наконец, пришло моё время открыть эту белую дверь, я осторожно встала со стула, неспешно прошла к кабинету и на трясущихся от страха ногах повернула ручку. Мистер и миссис Мортон с недовольными лицами остались сидеть на месте потому, что главное правило клиники гласило: “Родители только мешают открывать душу своим отпрыскам, именно поэтому они остаются за дверью”.
Кабинет оказался не таким страшным, каким я его представляла. Он был довольно просторным и совершенно не обставленным. Из мебели были только массивный светлый стол, стул, на котором сидела добрая с виду женщина лет сорока с черными волосами, добрыми карими глазами, смуглой кожей и розовой помадой на губах, кресло и шкаф во всю стену, заставленный папками. Как только я вошла женщина жестом предложила мне присесть. Немного помешкав, я всё же приняла её предложение.
- Я мисс Кипер. Я психотерапевт и уверяю тебя, Фиби, ты можешь довериться мне. Расскажи, что произошло и почему ты здесь, - ласковым голосом пропела эта мисс Кипер, заглядывая в карточку, которую заранее передали ей Мортоны.
Несмотря на страх и опасения, которые поедали меня изнутри, я всё же решила ей довериться. Она не казалась злой или равнодушной. Мне нужна была помощь: справиться самостоятельно я бы не смогла, а мисс Кипер казалась отличным вариантом. Я поведала ей обо всём и она внимательно выслушала меня. Я ещё никогда не чувствовала себя так расслабленно потому, что напряжение, которое накапливалось во мне из-за того, что я не могла никому об этом рассказать, даже Хлое, было просто огромным. Я чувствовала облегчение, но оно продлилось недолго потому, что уже через две минуты до меня дошло как сильно я облажалась: довериться этой женщине было самой огромной ошибкой, которая изменила всю мою жизнь.
После моего монолога, не произнеся ни слова, психотерапевт подбадривающе улыбнулась и, взяв трубку, набрала номер. Уже тогда подозрения стали закрадываться в мою голову, но я старательно их отодвигала, стимулируя спокойствие тем, что мисс Кипер хороший человек и она ничего плохого мне не сделает. Когда в кабинет вошло двое тучных мужчин в белых халатах, мои надежды рухнули, а взгляд выражал искреннюю злость и боль от предательства. Меня подхватили под руки, не обращая внимания на все мои попытки вырваться. Улыбка мисс Кипер сошла с лица и она превратилась в абсолютную стерву. Я проклинала её, обещая отомстить, но взгляд этой женщины выражал найчистейшее равнодушие: как если бы она была не человеком, а куском бездушного металла, которому было всё равно в чью беззащитную спину вонзать ножи.
Незнакомые люди, родители других детей, которые видели меня всего лишь во второй раз в своей жизни, сочувствовали мне больше чем те, с которыми я прожила 11 лет. Я солгу, если скажу, что они расстроились потому, что они даже не собирались скрывать своей откровенной радости. Я в который раз возненавидела их всем своим вымученным сердцем. Я должна была бы привыкнуть к этому, но тем не менее с каждым разом было только больнее, а не наоборот как предполагалось.
Мужчины отвели меня к машине и захлопнули двери прямо перед моим лицом. Я прекрасно понимала, куда направлялась, в прочем как прекрасно осознавала и то, что это надолго. Мистер Мортон несомненно приложил руку к сроку моего заключения, когда подписывал бумаги: это было видно по его радостному и счастливому лицу, которого он не намерен был скрывать. Мужчина смог избавиться от меня и заключить выгодную сделку, после которой за меня государство платить будет гораздо больше.
Меня привезли почти ночью и поселили в мрачной серой комнате с одним маленьким окошком. На нём, кстати говоря, были решётки. Сначала их наличие удивило меня, но затем я вспомнила, где находилась. Пока я осматривала мою пыточную камеру, то заметила как на соседней кровати спала девушка. Чтобы не нарушить её сна, я на цыпочках пробралась к своей кровати, легла на неё и тихо зарыдала в подушку. Я не хотела этого делать, но пережитые события этого дня дали всё-таки о себе знать. Именно в этот момент я действительно осознала, что даже к самым близким нужно относиться с опаской потому, что как говорится: ” Довериться человеку - значит заранее воткнуть себе нож в спину”.
Утро встретило меня не очень дружелюбно: голова раскалывалась, а лицо видимо опухло от слёз, судя по сочувствующему взгляду моей соседки. На вид ей было так же как и мне 15, да и рост почти такой же, вот только глаза у неё были голубыми, а волосы светлыми. Она искренне улыбнулась и протянула руку.
- Я Мелисса.
Я насторожилась. Её дружелюбие было слишком.. нереальным что ли. Головой я понимала, что мне не стоило заводить с ней дружбу, чтобы потом не было больно. Я, будучи немного наивным ребёнком, очень легко привязывалась к людям. Ещё одного предательства моя нервная система ни за что бы не выдержала, вот только эта девочка не была такой, как остальные люди, которых я встречала. Я протянула ей руку.
- Я Фиби.
Она снова улыбнулась и, потрепав свои светлые волосы, пересела ко мне на кровать.
- За что ты здесь? - с ходу спросила Мелисса, слегка настороженно посмотрев в мои яркие янтарные глаза, которые были моей пугающей всех особенностью.
- А ты? - ответила я так, чтобы девочка поняла, что я не намерена это обсуждать. К счастью, она меня поняла, извинилась и улыбнувшись решила рассказать мне свою историю, хоть я её об этом и не просила.
- У всех здешних детей одинаковые причины. Хотя есть и те, кто находится здесь заслуженно. Моя история не сильно отличается от остальных. Моя мама умерла, а отец женился через год и я, как и ожидалось, не понравилась мачехе. Она даже не пыталась этого скрыть, а отец просто делал вид, что не замечает, - Мелисса с грустью вздохнула: осознание всего этого причиняло ей душевную боль. - Как-то раз я подралась с одноклассницей и директор отправил меня к нашему школьному психологу, который позвонил родителям. Я думала, что приедет отец, но приехала мачеха. Она заплатила мужчине и тот выписал направление на осмотр психиатра. “Мамочка” и его тоже подкупила. В истерике я кричала отцу, что всё, что говорит эта женщина - чистейшая ложь, что она просто пытается избавиться от меня, но он как будто не слышал. Он не испытывал никакого сожаления, глядя на своего плачущего ребёнка, которого забирали в клинику совершенно незнакомые люди.. И вот я здесь, - Мелисса горько улыбнулась, закатила глаза и стала часто моргать, пытаясь не расплакаться.