— Только бы не попёрся в Лювиньи-Камбруз! — сказал Габи Татаву. — Там такая глушь — на безлюдье он нас живо засечёт…
Но вместо того чтобы повернуть налево и спуститься к огородам, месье Тео направился прямо к красивому новому зданию на углу улицы Сесиль.
Наблюдатели на тротуаре тем временем подтянулись друг к другу. Остолбенев от изумления, они смотрели, как добыча уходит от них самым непредвиденным и нечестным образом: месье Тео щелчком отбросил окурок, кивнул двум патрульным полицейским, слезавшим с велосипедов, и… как ни в чём не бывало зашёл вместе с ними в центральный комиссариат Лювиньи.
— Нас обдурили! — немного придя в себя, воскликнул Габи.
— Я так не играю!
— Давайте подождём немного, — сказала Марион.
С полчаса они болтались поблизости, поглядывая одним глазом на афиши кинотеатра «Эдем», а другим — на дверь комиссариата.
Потом у Зидора лопнуло терпение.
— Так и будем до вечера светиться у легавки? — возмутился он. — В конце концов они нас заметят, дождётесь! Нам это надо? Вот выглянет Синэ в окошко… Бросим-ка это дело на сегодня, пошли лучше в карьер: хоть ноги пополощем. Я все пятки себе стёр…
Габи и остальные согласились — а зря. Но день был такой жаркий, и не тратить же весь четверг на ожидание вредного дядьки, сумевшего спрятаться в таком месте…
Весёлой гурьбой они поспешили прочь, строя самые дикие предположения относительно дневной и ночной деятельности месье Тео.
Соло на аккордеоне
Не прошло и десяти минут после их ухода, как месье Тео вышел из комиссариата, а с ним два потрёпанных и довольно подозрительных субъекта, у каждого — по дешёвому фибровому чемоданчику в руках. Втроём они, ни слова не говоря, проследовали тем же маршрутом обратно.
— Вот мы и пришли! — месье Тео распахнул перед ними калитку дома 58. — Можете оставаться здесь сколько хотите. Сейчас народу у нас мало, кроватей в дортуаре с лихвой хватает. Только смотрите: чтоб всё тихо-мирно. С соседями не связываться, мне тут приключений не нужно.
Сакко уже к этому времени прогулял Нанара и вернулся. Он обменялся рукопожатиями с вновь прибывшими, которые озирались с весёлым любопытством.
— Если вы не из белоручек, — по-свойски продолжал месье Тео, — устроитесь грузчиками на Сортировочной — пока не подвернётся что-нибудь получше. Потому что я, раз уж взялся, сделаю всё, чтоб помочь вам встать на ноги…
— А живём мы тут, знаете, — добавил Сакко, — всё равно как одна семья.
Месье Тео удовлетворённо кивнул.
— Никаких формальностей, все свои. Только не забывайте, что командую здесь я.
Тут в калитку позвонили.
— Пополь с Длинным пришли, — сказал месье Тео. — Открой, Сакко…
Во двор вошли те двое, что помогали красить Нанара.
Длинный был и впрямь очень высок, с бледной хитрой физиономией; коричневый комбинезон болтался на нём как на вешалке. Пополь — низкорослый краснолицый живчик в линялой голубой спецовке. При виде новеньких оба рассмеялись.
— Ага, ага! Нашего полку прибыло, — подмигнул им Пополь. Месье Тео представил новичков старожилов. И те и другие, похоже, были рады знакомству, — между ними сразу воцарилась полная непринуждённость.
— Пристройте к делу этих хануриков, — обратился месье Тео к Пополю и Длинному. — И прямо завтра же с утра, если они не слишком расслабились в тюрьме. Не люблю, когда люди у меня болтаются без толку.
— Да мы всегда готовы, — сказал один из новеньких. — Работы мы не боимся, скажи, Тото?
— Тем лучше! — месье Тео явно был доволен. — Потому что я собираюсь поручить вам ещё кое-какую работёнку дополнительно. Это, считайте, для меня, не за деньги — вместо вступительного взноса.
Дверь амбара была приоткрыта. Вечерело, и в пустом помещении стало почти темно, но аккордеон всё играл, и музыка журчала и журчала, будто неиссякающий ручей.
— Кто это? — спросил другой новичок, с любопытством вглядываясь в полумрак дортуара.
— Горемыка один, — ответил Сакко. — Тем не менее в наших делах он и есть главная фигура…
Из карьера ребята ушли уже совсем на закате. Правда, по четвергам обычно ужинали поздно, чтоб продлить выходные. Спешить было некуда, так что Жуан-Испанец и Крикэ Лярикэ решили пройтись со всеми до Вокзала вместо того, чтобы сразу отправиться к себе в Бакюс. Вскоре вся компания сидела на той же скамейке, что и утром, до начала своей не слишком удачной охоты. Впрочем, такая малость, как одна сорвавшаяся слежка, не испортила ребятам настроение. Напротив, мирная тишина вечера вдохновляла их на самые отчаянные авантюры.
— Конечно, — недовольно поморщившись, признал Габи, — довольно паршиво, что этот бугай водится с полицией. Случись что — все легавые Лювиньи станут за нами гоняться…
— Ба! Так будет ещё интересней! — воскликнул Зидор. — Представляете, как можно заморочить головы этим игрокам в белот, а то они, бедняги, со скуки подыхают в своём комиссариате!
Габи почесал затылок:
— Так что, завтра после школы опять берём под наблюдение Вольных Стрелков? — спросил он.
Все закивали. Фернан, однако, оглянулся на Марион. Между ними давно уже возникло особое взаимопонимание, которое значило для него больше, чем коллективные решения. С отрешённым видом, чуть склонив голову, Марион, казалось, к чему-то прислушивалась. Фернан подтолкнул её локтем. Марион не шелохнулась. Она ловила какой-то новый звук, довольно приятный, но еле различимый в непрерывном шуме поездов за почерневшими вокзальными строениями.
— Тихо! — она подняла палец, призывая всех к молчанию.
— Слышите, музыка? Похоже, играют на улице Маленьких Бедняков…
Они прислушались. В самом деле, что-то такое пробивалось сквозь грохот и свистки проносящихся мимо вокзала скорых.
— Это радиола в баре-табачной, — сказал Зидор. — Других заведений с музыкой тут нет.
— Радиола? — негодующе воскликнула Марион. — У вас что, в ушах бананы?
— Чего гадать, пошли посмотрим, — предложил Габи. Всей гурьбой они направились к улице Маленьких Бедняков, как в счастливые времена покойной лошади без головы.
Музыка доносилась действительно оттуда. Подгоняемые любопытством, они всё явственней различали стенания аккордеона, доносящиеся с нижнего конца улицы. В открытых дверях домов стояли хозяйки и, мечтательно пригорюнившись, смотрели в ту сторону.
Музыкант сидел на складном стуле на углу улицы Сесиль. Там, внизу, уже сгущались сумерки, и толком его было не разглядеть.
Подойдя ближе, ребята увидели, что у ног музыканта лежит большая чёрная собака, а рядом стоит помятая оловянная плошка для подаяния. В ней валялась пока только одна монетка в сто су. Запрокинув голову, музыкант вдохновенно жал на пожелтевшие клавиши старого громоздкого аккордеона с потёртыми на сгибах мехами. Он был в древнем чёрном пальто, позеленевшем по швам, в обтрёпанных чёрных брюках и чёрной шляпе с обвисшими полями. Измождённое лицо наполовину закрывали большие синие очки.
— Слепой, — благоговейно прошептал Бонбон.
Ребята остановились на противоположном тротуаре — какая-то непонятная робость не давала им подойти ближе. Слепой играл — и хорошо играл — всё подряд: новейшие шлягеры, вальсы, старинные романсы. Музыка заполняла узкую улицу, пробуждала в ней эхо, возвращала ей былое очарование.
Марион с интересом всматривалась в чёрного пса с золотистыми глазами, а пёс в свою очередь уставился на Марион. Его пушистый хвост начал тихонько постукивать по тротуару. Марион не смела шевельнуться. Она только сейчас начала понимать истинные масштабы игры, которую придумала, чтобы развлечь друзей.
Фернан повернулся к ней:
— Видела? — прошептал он ей на ухо. — Эта собака…
— Ш-ш-ш! — сказала Марион. — Никому ни слова — пока, во всяком случае. Да, это Нанар; что ж, я рада за него…
Нанар заскулил и дёрнулся было вперёд, натянув поводок. Слепой снял руку с аккордеона и ласково потрепал его по голове. Нанар тут же угомонился и послушно уселся рядом с хозяином. Отныне узы преданности удерживали его у ног слепого.