Я опустила глаза. И внезапно мне показалась, что столь важный вопрос я должна решить сама. В одиночку, только в присутствии молчаливых звёзд и луча луны. Мне всегда нравилось смотреть на этот единственный лунный луч, что пролезает сквозь узкую щель между левой и правой шторкой. И под этот свет, как на сцене в театре, видеть танец пылинок без пар. Они еле-еле кружились в почти полной темноте, меланхоличными движениями опускаясь на пол. Где-то в них, в их танце, в их одиночестве я видела себя.
— Мне аж интересно, — сбил поток моих мыслей мальчишка, — а кто, кроме тебя, ещё найдёт забытые комнаты в твоём доме разума?
— Без понятия. А знаешь, что, — я прикусила нижнюю губу и посмотрела вниз, затягивая речь, — я, пожалуй, пойду. Поздно, луна, видишь ли, уже гонит в постель, да и сон мой меня уже заждался.
— Да, ты права, — улыбнулся он, смотря на луну. — Ты завтра придёшь?
— А ты будешь ждать?
— Конечно, — ответил он, спустя мгновения молчания.
Я поспешила сойти с балкона. Бесшумно, но метко, я юркнула в свою комнату и укрылась одеялом. Но в одну секунду я поняла, что на левой половине лица у меня остался его запах. Сладкий, но строгий; стойкий, но не навязчивый. Мне стало приятно, что, несмотря на то, что он ушёл и, наверное, только лёг в кровать, я взяла его частичку с собой. Это как сувенир, о котором он даже не подозревает.
Но не эта мысль сейчас гостила у меня в голове. Я всё думала о своём доме. Меня не так волновало само здание: его образ, размер, наполнения, цветы и формы, стиль. Меня волновало то, что окружает его. Но, как бы не напрягала свои мозговые извилины, я ничего не представляла, кроме тумана и неизведанности. И мало того, что я не имела понятия, что окружает мои стены и крыши, так я ещё и не изведала все комнаты, чуланы, подвалы и чердаки… Для меня оказались такими таинственными, но и в то же время известными. По-видимому, чертоги нашего разума — это как неопробованные конфеты. Ты видишь фантик, на котором написан вкус конфетки, но это ещё ничего не означает. Это лишь 1 % того, какой он на самом деле. Даже две шоколадные конфетки с орешками могут быть разные на вкус. Поэтому, будь я в своём доме разума, как выразился парень, я бы видела эти комнаты, проходила мимо, но не имела и малейшего понятия, что там. Но внезапно я вспомнила слова, которые сказала своему собеседнику, мол, что от моей души ключа нет. Возможно, так и есть. От ворот моих нет ключа, нет ключа и от моего дворца, но от комнат… Большая часть комнат заперта от чужестранца, неведомо как попавшего в мой особняк. Но и приблизительно половина комнат закрыта от меня. И мне даже кажется, что от некоторых из них нет ключа. Не у меня, а совсем нет…
В этот вечер уже немного похолодало, но я ничего кроме пижамы не надела, лишь для уюта накинула на себя плед. На этот раз я пришла пораньше, чтобы немного побыть одной.
С каждым днём я видела ещё больше опавших листьев. Они стаями мёртво лежали на траве, что постепенно засыхала и готовилась к зимней спячки. Иногда мне становилось её так жаль, от её сухости и состояния мертвеца, что хотелось лечь вместе с ней и умирать. Не легонько присесть и прилечь, как будто я в гостях, а именно рухнуться, упасть в её сухие и прохладные объятия, схватиться пальцами за её травинки и стебельки и начать рыдать. А она бы меня обняла, эта трава, стала успокаивать, а мне ни тепло от неё, ни холодно — мне просто стало бы легко и свободно. Я бы смотрела на «едко-голубое» небо и молила бы, чтобы сентябрь никогда не уходил.
Иногда, позволяя себе пройтись по парку или другому природному месту, идёшь и чувствуешь всем сердцем приближение слякоти. Земля смягчается от дождевых каплей, которые текут вниз и вниз, ниже травяной подстилки — мягкими и влажными становятся щёки после того, как по ним протекут узкими водопадами слёзы. Не поле, не ланиты — Долины слёз. И в этих Долинах ты размышляешь о том, что тебя окружает и что с этим происходит. Но у меня — туманы. Плотные, серые, затянутые, нудные… Они всё скрыли с глаз моих. Что же касается меня? Я будто в дверной глазок пытаюсь посмотреть, а мне в глаз летит нож.
Странно, что меня не особо привлекали весна и лето. В весне я иногда видела какую-то пошлость: всё расцветает, птички щебечут, цветочки растут и распускаются — в целом говоря, после зимы словно заново зарождается жизнь на планете. А лето меня вводило меня в смятение и побуждало на некий бунт своей однородностью. Нельзя сказать, что я не любила эти времена года. Но в них не было того, что я находила в сентябре (а не целой осени), когда всё наоборот — постепенно, медленно и незаметно всё умирает. Тепло не щекочет тебя своими ручками, а только холод пробирается сквозь твои рёбра, плавно переходя на гладкие стопы.