Мода меняется быстро. Платье так и останется ненадеванным, хотя оно по-прежнему выглядит как с иголочки. Но никто не приходит и не просит показать его. Его лучшие времена прошли бесцельно и никогда не вернутся, разве что лет через двадцать.
Часть учеников решительно обороняется от Эрики, обучающей их игре на фортепьяно, однако их родители настаивают на продолжении занятий. На этом основании фройляйн Кохут, их педагог, может затягивать гайки потуже. Большинство же молотобойцев от музыки ведут себя послушно и увлечены искусством, которому они обучаются. Они чтят искусство даже тогда, когда его сотворяют другие люди, будь это в музыкальном обществе или в концертном зале. Они сравнивают, взвешивают, измеряют, подсчитывают. У Эрики много учеников из других стран, и с каждым годом их становится все больше. Вена – город музыки! Лишь то, что оправдывало себя до сих пор, оправдает себя и в будущем. С белого, жирного брюха Вены, набитого культурой, с треском отлетают пуговицы, и брюхо это из года в год раздувается все чудовищней, как труп не выловленного из воды утопленника.
Шкаф заглатывает в свое нутро новое платье. Одним больше! Матери не по нраву, когда Эрика выходит из дому. Это платье слишком вызывающе, ребенку оно не идет. Мать говорит, что надо где-то провести черту; она не знает, что она имела теперь в виду. От сих и до сих, вот что она имела в виду.
Мать убеждает Эрику, что, дескать, она, Эрика, не похожа на других, она единственная в своем роде, особенная. Материнский расчет всегда удается. Эрика уже сегодня говорит о себе, что она индивидуалистка. Она заявляет, что никогда и никому не станет подчиняться. И с людьми она трудно сходится. Такое явление, как она, Эрика, бывает всего один раз и никогда не повторится. Ее, Эрику, не спутаешь ни с кем другим. Она ненавидит уравниловку в любом виде – возьмите для примера хоть школьную реформу, которая совершенно не учитывает особенности детского характера. Эрика не допускает, чтобы ее приравнивали к другим, пусть даже эти люди – ее единомышленники. Ее отличие от них резко бросается в глаза. Она – это она. Она такая, какая есть, и ей с собой ничего не поделать. Мать чует дурное влияние на Эрику там, где она сама того не замечает, и хочет уберечь ее прежде всего от влияния мужчины, который помешает ей быть самой собой. Ясно же – Эрика обладает индивидуальностью, хотя и полной противоречий. Противоречивость в Эрике подталкивает ее к решительному протесту против растворения в массе. Эрика – яркая индивидуальность, она одна противостоит широкой массе своих учеников, одна против всех, и она уверенно держит в руках руль кораблика, плывущего по волнам музыкального искусства. Ее не удовлетворяет ни одно общее суждение, которое уравнивало бы ее с другими. Если ученик спрашивает ее о цели, к которой она стремится, она говорит о гуманизме искусства и в этом понятии в сжатом виде передает ученикам содержание Священного Писания от Бетховена, втискиваясь на постамент рядом с музыкальным гением.
Из соображений общехудожественного и индивидуально-человеческого порядка Эрика извлекает корень: она никогда не сможет подчиниться мужчине после того, как столько лет подчинялась матери. Мать против того, чтобы Эрика когда-нибудь вышла замуж, ведь, говорит она, моя дочь так трудно сходится с людьми и не терпит зависимости от кого-либо. Такая уж она есть. Эрике нельзя выбрать себе спутника жизни, поскольку она обладает несгибаемым характером. И она к тому же давно не молодая поросль. Если один не уступит другому, то брак скоро и худо закончится.
– Оставайся лучше самой собой, – говорит Эрике мать. В конце концов, мать сделала Эрику тем, чем она сейчас является.
– Вы еще не замужем, фройляйн Эрика? – спрашивает молочница, и продавец в мясной лавке спрашивает о том же.
– Вы же знаете, мне никто не нравится, – отвечает Эрика.
Вообще она родом из семейства сигнальных мачт, одиноко высящихся на широких просторах. Их не слишком много. Они размножаются с большим трудом и крайне редко, как и жизнь свою проживают скупо и трудно. Эрика увидела свет лишь после того, как мать была замужем уже двадцать лет: это супружество привело отца к помешательству, его держат теперь в сумасшедшем доме, чтобы не создавать опасности для окружающих.