— А зачем он Вам?
— По одному срочному делу. От моего начальства.
— Здесь Вы его не найдете. Он отбыл в Египет вчера утром, я лично провожал его. Ищите его там. Корабль «Галифей» отбывает сегодня в пять часов вечера, его капитан как раз направляется в Египет. Можете присоединиться к нему, он может подвезти Вас. Всего Вам хорошего, — работорговец слегка поклонился и поспешил удалиться. — Отлично, от одного избавились. Сегодня вечером его здесь уже не будет, — прошипел он, наклоняясь к девушке. — Ты в порядке?
— Нет, — выдохнула Розмари, попытавшись стянуть ткань с лица.
— Ты чего?! — Кейдар схватил ее за руку. — Не смей.
— А, то есть, Вы заинтересованы в том, чтобы я получила тепловой удар и грохнулась тут в обморок? Ваше дело, я не против, — пожала она плечами. — Мне очень жарко.
— Горе ты мое, — буркнул работорговец, помогая девушке снять всю ткань, что была намотана на ее голове. — Так лучше?
— Намного.
— Все равно он остался в порту, а мы углубимся в город. Там не от кого тебя прятать, — прошептал Кейдар, увлекая девушку в городские трущобы.
— Вы направили его в Египет?
— Нет, конечно, — ухмыльнулся Мохсен. — Египет слишком близко, он раскусит обман и вернется.
— Но ведь он поговорит с хозяином корабля.
— Роуз, хозяин корабля — мой друг. И как только слуга Салэса заявит, что он разыскивает меня и для этого ему нужно в Египет, хозяин тут же согласится на счет цели плавания. На самом же деле я отправил его на Мадагаскар. На этом корабле туда доставляют еду для тамошних жителей, а также вывозят оттуда редких животных. А затем перепродают.
— Но это же очень далеко!
— Тем лучше, — пожал плечами работорговец.
***
К вечеру Розмари уже выдохлась и молила Бога о том, чтобы начался дождь. На это заявление Кейдар лишь рассмеялся и заметил, что в этой стране дождь бывает крайне редко. Выяснилось, что у работорговца есть довольно крупный дом где-то ближе к центру города, неподалеку от невольничьего рынка. Там он и собирался оставаться, не желая сидеть на корабле. Однако перед возвращением домой стоило купить каких-то продуктов. Именно поэтому Кейдар затащил Розу на рынок.
Остановившись около какой-то лавки с пряностями, работорговец довольно долго что-то выяснял у ее владельца. Дабы жестикулировать, он даже на время выпустил из руки цепочку, за которую все это время водил за собою Розу.
По почти неприметной улочке разливалась протяжная мелодия. Взглядом Розмари искала ее источник, и вскоре нашла.
Девушка, воспользовавшись моментом, когда Кейдар отвлекся от нее, приблизилась к сидевшему в тени дерева музыканту. По виду не местный, он был укутан в серые, поношенные одежды. У ног его стояла миска с несколькими монетами. К дереву около себя он прислонил длинную палку. В руках мужчина держал маленькую дудочку. Он несколько секунд назад отнял ее от губ, и теперь отпив глоток из фляги, готовился вновь заиграть.
Роза сделала шаг к нему.
— Что это за инструмент?
— Дудук, — отозвался мужчина.
— А что это название означает?
«Откуда он знает французский? Наверное… приезжий», — промелькнула мысль в голове девушки.
— В переводе с армянского оно значит — душа абрикосового дерева, — мягко улыбнулся слепой музыкант. — Хочешь, я сыграю для тебя?
Он не мог увидеть, как Розмари кивнула. Но…
Воздух наполнили нежные, протяжные, грустные звуки дудука. Казалось бы, такая невзрачная, простенькая дудочка. Но сколько чувств было в этой мелодии. Сколько несказанных слов. Казалось, что слепец при помощи музыки создает для себя тот мир, который он не мог увидеть.
— Что это вообще такое?! Роуз, пойдем! — Кейдар с силой потянул за цепочку.
— Дайте дослушать, молю! — девушка рванулась в сторону, упав в пыль, утоптанную десятками лошадей и мулов, ежечасно проходящих по этой дороге.
— Это обычная дудка! Что в ней такого, чего ты никогда не слышала?!
Музыкант отнял от губ свой инструмент. Он словно с укором поднял свои невидящие глаза на работорговца.
— Каждый день здесь проходят сотни людей. И немногие обращают внимание на невзрачную дудочку в моих руках, — сказал он, явно обращаясь к Кейдару. — Но те, кто видит в ней нечто большее, чем обычный кусок дерева — умеют видеть. Остальные же — слепцы, мне нет до них дела. Пусть они проходят мимо, им нет числа.
— Ты сам слепой, старик! — прикрикнул на него Кейдар, однако, поднять упавшую Розу не спешил. — Да до самого тебя никому нет дела. Что ты можешь знать?
— Ты молод и горяч. А я жил, я прожил жизнь. Средь нас двоих слепец лишь тот — кто не может увидеть прекрасное в обыденном. Позволь, этой юной девушке дослушать мелодию. Она юна, но умеет слышать то, что не в состоянии услышать и большинство взрослых.
— Играй, — коротко бросил работорговец, слегка умерив свой пыл.
И вновь воздух наполнила протяжная, грустная мелодия. Роза сидела в пыли, около слепого музыканта. Она в какой-то момент закрыла глаза, попытавшись почувствовать то, что чувствовал слепец, играя свои мелодии. И она увидела. Нет не глазами, в такой ситуации глаза нужны ей были не более чем старику. Она видела сердцем.
По окончанию мелодии, Розмари стерла слезы со своих щек, размазывая по ним пыль. В миску у ног музыканта упало несколько монет. Они гулко звякнули о дно. Удивленно девушка подняла глаза на своего мучителя. Кейдар лишь молча смотрел куда-то вдаль, прикрыв глаза.
— Ты мудр, старик, — коротко бросил он. — Роуз, пойдем.
4.04
Отсиживаясь в порту в ожидании вечера, Жерар допивал из походной фляги остатки виски. Сигары у него закончились еще по пути в Алжир, и всаднику пришлось обзавестись трубкой и табаком. Он, однако, вынужден был оценить качество табака, который ему продали на алжирском базаре. Конечно, ни в какое сравнение с его любимыми сигарами это не шло, но, как говорится «на безрыбье и рак рыба».
Вот и сейчас, покуривая трубку, Жерар невольно задумался о своем диалоге с работорговцем, повстречавшемся ему поутру. Обычный богатый рабовладелец, прекрасно говорит на французском, ничего странного. Однако всадник не был обычным наемником, он уже долгие годы служил семье Салэс. Пораскинув мозгами, он решил, что раз ему все равно нечего делать в ближайшие пол часа, стоит сопоставить факты. Ведь это не Франция, и тут всякое случается.
Вспоминая Францию, Жерару всегда хотелось долго смеяться над собою. Живя там большую часть своей жизни, он ни разу не побывал в Париже. А ведь это была его мечта. Пройтись по улочкам вечернего Парижа, увидеть Эйфелеву башню, встретить там девушку своей мечты и отвести ее в какой-нибудь уютный ресторанчик. Пить вино, слушать музыку и говорить о жизни. Как мало нужно было всаднику для его мечты, но все же, ему никак не удавалось вырваться в столицу.
Горько ухмыльнувшись и вновь зажимая во рту трубку, всадник прикрыл глаза, задумываясь о своем знакомстве с местным населением.
Встреченный им поутру работорговец о чем-то переговаривался со своей спутницей на французском, значит — она тоже знает этот язык. Как Роза. У девушки пепельные глаза, что в этих краях редкость. Как у Розы. Мужчина вполне подходит под описание, данное Реем. Высокий, смуглый, со светлыми глазами и говорит на французском. Что-то здесь не так. Конечно, можно было списать все на дурацкое стечение обстоятельств, но Жерар не привык верить в совпадения. Но, рассуждать было уже поздно. Надо раньше было думать. Где сейчас искать этого работорговца?
В Алжире никого днем с огнем не сыщешь, не зная имени. А его всадник то и забыл спросить. Можно было описать его кому-то, добавив что-то в духе «он мне денег задолжал, поможешь найти — тебе перепадет». Такое помогало уже не раз, тем более, у утреннего встречного была довольно запоминающаяся внешность для этих-то широт. Но уже было слишком поздно бросаться на поиски.
Экипаж корабля готовился к отплытию и один из матросов, которому Жерар заранее поставил бутылку рома, в конце концов, указал всаднику на владельца судна. Им оказался невысокий широкоплечий мужчина, на вид лет пятидесяти — пятидесяти пяти. Через круглый живот его тянулась перевязь, на поясе позвякивали компас и два револьвера. Длинные уже давно не мытые слипшиеся волосы были собраны в хвост, а сверху голову его от палящего солнца прикрывала повязка. Левая бровь его была рассечена, а на левом глазу Жерар почти сразу заметил бельмо.