Я родом не из этих мест, хотя многие так подумают. Нет, я не из Алжира и даже не из Египта. Моя родина — маленькая страна на юго-западе Африки. Она называется Малави, слышала когда-нибудь? Хотя, не отвечай. Уверен, что ты не слышала. А между тем, ее название переводится с одного из множества диалектов как «свет, сияющий над озером». Красиво? Не спорю. Только то самое озеро я в жизни видел от силы раза три. И то, уже в зрелом возрасте, когда я возвращался на родину. Чтобы посмотреть, откуда я так мечтал сбежать. Я понимал, что мог бы вернуться. Мог бы жить там, но на тот момент уже ничего нельзя было изменить, — Кейдар осуждающе взглянул на Розмари. Та боялась дышать, чтобы не сбить его.
Я провел несколько дней, собирая крохи по тамошним базарам и ютясь холодными ночами в узких переулках. Законы строги. И, в конце концов, меня поймали, да. Поймали, продали в рабство. Знаешь, что детей продают богатым шахам? Некоторым они служат, а кому-то нужны и… для других целей, — работорговец сжал кулаки. — Я видел жестокость каждый день. Мне повезло попасть на фабрику, на которой нас сутки напролет заставляли ткать ковры. Ты даже не представляешь, какой дивной красоты были те ковры! Но я и по сей день не могу смотреть на них без дрожи. Видел, как такие же дети как я страдали. Те, кто был слабее, не справлялись с работой, умирали от жажды и истощения.
В душе я лелеял мечту сбежать. И я сбежал. Мне было восемь. Тогда я был глуп и наивен, думал, что смогу легко убежать из страны. Думал, что за ее пределами царят радость и добро, — Кейдар сжимал кулаки все сильнее. Костяшки пальцев уже побелели. Казалось, еще немного, и он сорвется. Но его лицо не выдавало ни единой эмоции. Маска, как говорил Зелман. — Как же я ошибался. Убежав в пустыню, я несколько дней брел по ней в поисках той самой страны, в которой все хорошо и радостно. Дальше я ничего не помню. Мне рассказывали, что меня нашли в нескольких километрах от фабрики. Говорят, еще немного, и я бы погиб. На фабрику меня так и не вернули, и я радовался этому избавлению. Я был слишком слаб для работы.
А затем началось самое страшное. Рабовладельческий рынок, черный человек, купивший меня, корабль, на котором меня увозили за море. И тот самый человек, который говорил мне о том, что если я буду послушным «хозяин выберет меня». Я был послушным. Слишком послушным.
Вырваться оттуда удалось мне только к семнадцати моим годам. У меня уже были силы, но все еще не было мозгов. Я не вернулся на родину, отправился в Алжир. И здесь я попытался начать новую жизнь. Продавал фрукты и овощи на каком-то базаре. Там я и увидел того бродягу. Он каждый день приходил на базар и просил милостыню. Я угостил его абрикосом, как сейчас помню. Хозяин тогда жестоко избил меня за то, что я отдал один несчастный фрукт тому человеку.
Так прошло несколько лет. Я пытался помогать другим, вспоминая ту боль, которую испытал сам. Но от этого было лишь хуже мне.
— И тогда ты решил причинять другим боль, чтобы загладить свои душевные раны? — сглотнула Роза, впервые осторожно коснувшись руки работорговца. — Извини, но это никак тебя не…
— Много ты понимаешь, — Кейдар вновь отмахнулся от нее. — Сижу и думаю, зачем я вообще тебе это рассказываю?
— Потому что ты не хочешь быть один.
— Да что ты несешь, Роуз? Ты вообще в своем уме?
Девушка кивнула, глядя прямо в глаза Кейдара. Только сейчас она поняла, что все это время скрывалось под тем ледяным, холодным взором. Невыносимые одиночество и боль, вкупе с ужасными воспоминаниями.
Он человек, потерявший все. В том числе и веру в человека. В самого себя. Добрый человек, по прихоти этой жалкой судьбы ставший тем, кем он представал сейчас перед Розой. Она не раз замечала, как сквозь эту напускную злобу и гордость проглядывали человеческие чувства. Сострадание, жалость, вера.
— Мне очень жаль, — выдохнула Розмари, не замечая, как по ее щеке скатилась серебряная слеза.
— Даже не смей рыдать за меня. Я поклялся когда-то, что не позволю себе слезы, как бы больно мне ни было.
— Я не давала такой клятвы, — девушка пожала плечами, все еще касаясь руки Кейдара.
Она держала его за руку, улыбаясь и отчего-то плача.
Кейдар не мог понять, что она чувствует. Что чувствует он. Но это точно было что-то, ради чего стоило жить.
4.07
— Ну, а затем я выкупил ее у того наглого парня, — взахлеб рассказывал Зелман, наблюдая за потугами Рея справиться с пуговицами на рубашке.
Алжир радовал стабильно жаркими днями. Для привыкшего к этому Зелмана жара не была новинкой, а вот только прибывший Рей испытывал явный дискомфорт. Хотя, в данный момент все его мысли были заняты только Розой.
— Долго еще? — он одернул друга за рукав.
— Тебе так не терпится повидаться с ней? — Зелман лукаво улыбнулся, одарив Рея взглядом, полным гордости за то, что именно он вернул ему любимую.
— Не задавай глупых вопросов, прошу, — Салэс лишь покачал головой.
— Ладно, думаю, вам лучше будет остаться наедине. Мне вернуться к вечеру? — аристократ рассмеялся, вложив в руку собеседника ключи от номера. — Отдохните, поговорите. Чаю выпейте, в крайнем случае. Вернусь к полуночи, не раньше. Тебе до конца улицы, упрешься в здание из кирпича. Тут такие редкость, не ошибешься. Удачи, — подмигнув другу, Зелман развернулся на каблуках, направляясь в противоположную от отеля сторону.
Рей не стал останавливать друга. Сейчас его мысли были заняты совершенно другим человеком.
Розмари.
Уже приближаясь к единственному зданию из кирпича, Рей ускорил шаг. Он заметил у входа в отель кого-то очень знакомого. Темно-фиолетовый плащ, белая рубашка, широкие черные брюки. Этот человек даже со спины показался Рею до боли знакомым. А еще эти каштановые волосы. Что-то заставило Рея окликнуть мужчину.
— Уважаемый! — закашлявшись от пыли, поднявшейся в переулке, аристократ с трудом выплюнул арабское слово.
Мужчина обернулся. Он его узнал.
— Салэс, — сквозь зубы прошипел Кейдар, одергивая плащ.
Сейчас у него был выбор. Сбежать, навсегда исчезая из жизни этого человека, и тем самым обрекая Розмари на расспрос по поводу того, что же он тут делал. Или же, пойти на контакт с Реем и пережить этот допрос лично.
— Каким ветром тебя сюда занесло? Мне никто не предвещал штормовое предупреждение с северным ветром и налетом иностранцев, — Мохсен сделал шаг навстречу Рею.
— Так я не ошибся, — аристократ хмуро взглянул на работорговца, — это ты ее похитил.
— Я, — Кейдар пожал плечами. — Это моя профессия. Насколько я знаю, ты тоже далеко не на продаже цветов зарабатываешь. Не так ли, Рей Салэс, владелец крупнейшей рабовладельческой и торговой системы «Око»?
Рей сплюнул на пыльную дорогу, рукавом закрывая лицо от песка, который ветер так нещадно бросал ему в глаза.
— Зайдем внутрь, если ты настроен на разговор, — Мохсен кивнул на отель.
Рей молча согласился, проследовав за работорговцем в холл здания. Останавливаясь в нескольких метрах от входа, он одарил Кейдара взглядом, полным ненависти.
— Во Франции я вызвал бы тебя на дуэль и застрелил, — констатировал Салэс, — но здесь, насколько я знаю, нет такого обычая.
— Я не стану специально ехать во Францию, ради возможности постреляться с тобой, уж извини, — Мохсен хохотнул. — Местный житель скорее бы нанял банду головорезов, которые бы зарезали меня по дороге домой.
— Неплохая идея. Что ты сделал с моей Розой?
— Формально, она не была твоей все это время. В данный момент принадлежит твоему другу, так что не разбрасывайся словами.
Рей хмуро взглянул на работорговца, заставляя того отвести взгляд. Хоть Кейдар и умел вызывать мурашки своим холодным взглядом, сейчас это явно не сработало бы. Рей же был зол. Он был в бешенстве.