Потертый плащ цвета не то сухой грязи, не то влажного песка. Шарф на шее, который почти не скрывал легкой щетины на подбородке и скулах всадника. Неряшливо растрепанные волосы и все такие же карие глаза.
— Жерар, — не сдерживая слез радости, так и хлынувших из глаз, Розмари, не веря своим глазам, лишь сильнее сжала в руках плащ мужчины. — Как?! Как ты выжил?
— Выжил после чего? — он хмыкнул, прижимая к себе маленькую спутницу своего господина. Для них всех она навсегда оставалась маленькой. Что бы ни произошло.
— Кейдар ведь подставил тебя, отправил на корабль к своему другу, который…
— Собирался скормить меня дивной фауне Мадагаскара? — Жерар хмыкнул. — Видишь ли, мы с его командой подружились, и они даже любезно подбросили меня до берегов Рэмайро.
— И давно ты вернулся?
— Буквально несколько дней назад. Видишь ли, путешествие заняло больше времени, чем я мог предполагать. Я считал тебя погибшим, — вздохнул Рей, приблизившись и опуская руки на плечи Розы. — Рад, что мы все в порядке.
— А ведь я был прав, — фыркнул Жерар, отступая и закуривая сигару.
Он вдохнул, позволяя дыму наполнить его легкие. Улыбнулся, мельком оценивая испытующий взгляд Рея и заинтересованные, блестящие от любопытства глаза Розмари. Всадник хохотнул, выпуская из ноздрей две струйки белесого дыма.
— На набережной Алжира я подошел к тому самому работорговцу.
— Тебе это не сильно помогло, — фыркнул Рей, рассмеявшись.
— Но все же чутье не пропил!
***
Кто-то ухаживал за могилой все это время. Слишком сильно бросались в глаза ее ухоженный вид и истоптанная вокруг земля.
— Чувствую себя паршиво, — сквозь зубы прошипела Роза, с трудом сдерживая слезы. — Отец умер больше года назад, а я только сейчас соизволила явиться.
— Розмари, милая, перестань, — Рей покачал головой. — Поверь, мертвым уже без разницы, будут ли их родственники посещать кладбище и следить за могилой, ухаживая за нею, словно от этого умершему на том свете становится комфортнее и жизнь тут же играет новыми красками безумия.
Рей казался удивительно разговорчивым в последнее время. Особенно в присутствии Розмари. Он осознавал, что с нынешним его положением в обществе ценна каждая минута беззаботной радости.
Возможно, поэтому он когда-то без ума влюбился в маленькую девочку, которая попросила его помощи в трудную минуту. А ведь многие просили. Знакомые, дальние родственники, просто проходимцы, желающие лишь нажиться. Но именно Розе захотелось помочь. Всеми силами. И Рей честно сдерживал свое слово, данное скорее для самого себя, просто ради какой-то эфемерной галочки.
Он полюбил Розмари не за диковинную красоту, ведь пожелай Рей и одного его слова хватило бы, чтобы самые богатые и привлекательные девушки Шалле оказались у его ног. Не за какие-то достижения или ее талант, о котором Салэс тогда еще и не подозревал. Девочка покорила его своей бесконечной искренностью. Она стала для него той отдушиной, в которой Рей нуждался многие годы. Он мог забыться алкоголем в компании привлекательных женщин, готовых плясать под его дудочку. Но выбрал Розмари. Только с ней он чувствовал себя по-настоящему живым. И ему это чертовски нравилось, как бы сложно это ни было, с каким бы трудом ни давалась подобная близость.
— Роза, все в порядке? — опустив руки на плечи девушки, Рей вздохнул, глядя на могилу. И все еще продолжая задаваться вопросами о том, кто же ухаживает за этим местом.
Девушка только мотнула головой, до крови кусая губы. Она смотрела на то, как солнце золотом размеренно вылизывало надгробную плиту. Обычную каменную, конечно же. В воздухе витали ароматы каких-то трав, земли, сырости и чего-то, что принято называть запахом дождя.
Рей был оглушительно не прав, посчитав, что на душе у Розмари станет спокойнее по прибытии в Шалле. А уж тем более, после визита на кладбище. Она пришла сюда не потому, что очень сильно хотелось. Роза просто чувствовала, что должна была это сделать. Хоть раз, но наступить себе на горло, пересилить свое внутреннее трусливое «Я», так и твердившее о том, что в принципе и дома неплохо можно оплакать умершего. Это нужно было сделать сейчас, ведь потом может быть поздно.
Рей, задумавшись, сглотнул, намереваясь высказать несколько слов поддержки, но:
— Не надо, — Розмари мотнула головой, прикладывая палец к губам.
Девушка молча упала на колени перед надгробием, вновь до крови кусая многострадальную губу. Хоть могила отца и была ухоженной, но в воздухе витало нечто странное. Какое-то чувство ненужности, забытости.
Сердце защемило от мыслей об отце. Роза плакала, но делала это молча. Тихо глотала слезы, сквозь прикрытые глаза не переставая раз за разом перечитывать выщербленные на камне даты. Все, что от него осталось — тире между двух дат. Не густо. И, возможно, отец Розмари не заслуживал большего. Никто не может сказать, заслуживают ли люди большего. В конце концов, поколения меняются и забываются все. Даже самые великие кумиры канут в Лету, что уж говорить об обычном пекаре из деревеньки в пригородах Шалле. Таких как он сотни, тысячи.
К Розе с ужасным опозданием пришла тоска. Вкупе с болью она заставила девушку что-то тихонько проскулить, когда Рей опустился рядом на колено, накинув на ее плечи пиджак. Пришло осознание того, что вместе с этим человеком, хотела она того или нет, Роза потеряла кого-то очень важного. Частичку себя, возможно.
— Кусочек души останется тут, — промямлила Розмари, не сильно заботясь о том, чтобы Рей ее услышал или же разобрал этот шепот. — Кусок я оставила где-то в Алжире. Еще один забрала с собой мама. И что же остается тебе, Рей?
Она подняла красные от слез глаза на возлюбленного, заставляя того вмиг ощутить то щемящее чувство в груди. Он ведь тоже знал, каково это терять близких.
Когда чувствуешь себя вампиром, изголодавшимся по человеческой крови. А сам скучаешь, болезненно, до скрипа зубов и боли в ребрах, скучаешь по теплу. Уюту. Близости родного человека, который никогда уже не будет рядом.
— Я никогда не чувствовал любви со стороны отца, — вздохнул Рей, поздно осознавая, что выбрал он, возможно, не лучшее время для подобных воспоминаний. — Но когда он умер…
— Было больно? Тут, — ладонь Розы легла на грудь аристократа там, где под серебристым бархатом билось сердце.
— Я плакал, — Рей хмыкнул. — Последний раз в жизни. Затем напился. Тоже последний раз, надеюсь. Но до сих пор ни разу не был на его могиле. С тех пор там бывает лишь Гильом.
— Ты так и не простил отца за свое детство?
Он лишь замолчал, качая головой. Простить человека после смерти. Как? Мы можем простить человека, зная, что он осознает всю тяжесть своего поступка. У трупа нельзя спросить, что он думает о той или иной проблеме.
— Я понимаю, что если еще раз приду туда, то воспоминания разорвут меня, — сглотнул Рей, доставая из нагрудного кармана платок и вытирая слезы со щек Розы.
— Прости его, Рей.
Розмари забрала платок из пальцев мужчины и стерла одинокую слезу уже с его щеки. Аристократ не успел с утра побриться, и капля рисковала застрять меж двух-трех коротеньких волосков.
— Но я не…
— Послушай меня, — убирая со лба любимого человека прядь волос, Роза вздохнула, словно собираясь произнести пламенную речь, — ты уже ничего не изменишь. И ему не нужно это прощение. Мы всегда можем простить живых за любую, даже самую ужасную вещь. Но люди пока не научились возвращать мертвых. Смерть — это конец всех иллюзий, как для умершего, так и для его окружения. Но ты не можешь расстаться не с ним, а именно со своими иллюзиями. Страхами и переживаниями из детства. А нужно всего-то отпустить их.
Розмари задумалась, глядя на то, как черные глаза Рея впервые заблестели от выступивших слез.
— Это прощение нужно тебе, Рей.
Сорвавшись с ресницы, соленая капля проделала краткий путь до могильной плиты и, разбиваясь вдребезги, зазвенела, словно она разлетелась россыпью алмазов. Но никто этого не слышал. Среди надгробий раздался плач.
И плакал сейчас взрослый мужчина. Видавший жизнь, но так и не научившийся жить.