— Отлично, — сухо бросил Кейдар, поднимаясь с места. — Спать хочу.
Он отвернулся, окидывая взглядом пустой в это время суток коридор. Он провел здесь практически сутки, за это время успел идеально изучить больницу. И его не радовали подобные познания. Хотя, кто знает, когда они еще могут пригодиться. Если бы Кейдар был верующим, он обязательно сейчас трижды бы сплюнул через плечо да постучал костяшками пальцев по какой-то деревяшке. Но работорговец не отличался набожностью. Лениво зевнув, он направился к лестнице, ведущей на первый этаж больницы, планируя прибыть в гостиницу и выспаться за все то время, что он провел на ногах.
— Кейдар.
Работорговец остановился. Он чувствовал, что Рею есть, что еще ему сказать. Но боялся, впервые за долгие годы, он действительно боялся это услышать.
— Ты никогда не был моим другом, — вздохнул Рей, — но Розмари очень тебя ценит. Поэтому, можно я в первый и последний раз попрошу тебя об услуге?
Кейдар с силой сжал зубы. Ценит? Пальцы его мимолетно скользнули по золотистой ленте на запястье.
— Я знаю, что ты носишь на руке, — хмыкнул Рей, криво улыбаясь, — значит, и она для тебя не пустое место, значит…
— Проси.
— Когда меня не станет, помоги ей, прошу. Жерар не станет ей той опорой, которой она будет искать, — сквозь боль прошептал Рей. — Он просто не сможет.
Ему так не хотелось этого делать. Но обстоятельства обязывали. Он понимал, что Розе как никогда нужна будет чья-то поддержка. И Рей бы не пересилил себя, если бы где-то внутри не всколыхнулось воспоминание о том, как Розмари улыбнулась, тогда, в Рэмайро. Впервые после смерти Зелмана она улыбнулась только в присутствии этого человека. И это… все-таки что-то это определенно значило.
— Я не объявлюсь, пока она сама не позовет, — максимально сухо отозвался Кейдар. — Пока та самая опора ей не потребуется.
— И как она тебя найдет?..
— Меня не надо искать. Я почувствую, что она нуждается во мне, — рука работорговца легла на грудь. — Редко с кем такое бывает.
— Не подведи.
***
Запах ладана щекотал нос. Розмари, сменив белое платье на темный платок и более зимнюю одежду с длинной юбкой в пол, робко вошла в двери собора. Она никогда не была религиозным человеком. Но когда на тебя сваливается подобное… хочешь, не хочешь, а бежать будет уже некуда. Вот и ей некуда было бежать от неумолимого времени, дамокловым мечом нависавшего над ее возлюбленным.
Как только девушка очнулась, Рей тут же посвятил ее во все тонкости происходящего, максимально мягко постаравшись донести то, что его скоро не станет. Спокойно воспринять это было невозможно. Слова Рея били не хуже бича. Он ведь и не хотел…
Боль. Ужасная боль горячей, обжигающей все нутро волной прокатилась от грудной клетки по всему телу, мгновенно заполняя все существо Розы. Какой могла быть первая реакция на подобное заявление? Пять общепринятых стадий принятия вмиг сжались до трех, а от этого становилось только больнее. Правда, началось все до дрожи стандартно.
Отрицание.
Розмари лишь молча мотала головой, не веря в то, что это могло быть правдой. Что живой, такой теплый, улыбчивый Рей, который сейчас мягко держал ее руки в своих, так аккуратно, словно боялся повредить, мог внезапно… умереть?
Затем пришла очередь торговаться.
Девушка пулей метнулась к врачам, буквально со слезами на глазах умоляя их сделать хоть что-то. Но в ответ получила лишь сухую констатацию ужасного факта того, что они не могли отсрочить кончину Рея. Лишь вколоть ему обезболивающего, чтобы облегчить последние часы. Или вручить яду.
И пришло время третьей стадии, Розмари должна была впасть в депрессию, минуя гнев, ведь она физически не умела злиться, слишком мягкосердечным человеком она была. Да и… на кого злиться? На себя, за то, что не почувствовала? За Жерара, что не уберег? На Гильома, что не досмотрел? На того идиота, который ударил Зелмана ножом? На кого, кто, черт побери, был всему виной?!
Но девушка не сдавалась. Так и сейчас, пока Рей спешно отправился на фирму, пообещав Розе провести все оставшееся время с ней, и сорвавшись лишь на час, дабы решить организационные вопросы и пересмотреть свое завещание, девушка выпросила у Жерара один краткий визит в церковь. Она опустилась на колени перед распятием, складывая руки в молитве.
Розмари не знала ни одной молитвы. Но она просто говорила. Сама с собой, казалось. Тихим шепотом, практически не разнимая губ. Девушка верила в то, что Бог готов услышать любого. Для этого не обязательно было, кстати, вообще ехать в церковь. Иисус, к слову, вообще молился в пустыне.
Слова редко срывались с губ Розы. Со стороны это выглядело так, словно она была в трансе, или читала какую-то мантру.
— Почему я должна умирать второй?
Как же больно осознавать то, что я остаюсь совсем одна. Друзья мертвы, мне остается лишь ждать жнеца, который придет за Реем. И я знаю, что он придет. И придет очень скоро.
Как страшно умирать второй. Страшно осознавать не приближение смерти, а свою беспомощность. Отсутствие возможности что-либо противопоставить приближающемуся серпу жнеца, отрывающему душу от тела.
Раздался надрывный всхлип. Она не могла, сил не было терпеть. Внутри все крутило, выворачивало наизнанку. Боль цепкими лапками обняла сердце, сжимая его с своих смертоносных объятиях. И ничто не могло ее заглушить.
— Но почему?! Господи, почему? Мы через столькое прошли вместе, мы столько пережили и ради чего?! Ради того, чтобы я хоронила своего жениха? Ради того, чтобы увидеть его смерть? Ради того… да ради чего, Господи? За что нам эти испытания?
Она не заметила того, как с шепота перешла на громкий плач. Затем и на крик. Прихожан ранним утром практически не было, но вот ведущий службу священник прислушался к рыдающей девушке. И, приблизившись к ней, зачем-то решил помочь.
— Дитя мое, испытания даны, дабы проверить на прочность ваши души.
— Вот как?! — вскочила Роза, роняя черный платок. — Он зашел слишком далеко!
Она сорвалась. Готова была кричать и истерить. Пальцем указывая куда-то в своды храма, она с яростью воззрилась на того, кто так не вовремя решил помочь.
— Господь дает жизнь, он вправе ее и отобрать, — мягким, но непоколебимым эхом отозвался священник.
— Моя жизнь не принадлежит ему! — раздался очередной крик Розы.
Крик, полный отчаяния и боли. С окровавленных, искусанных губ сорвался стон, гулко отразившийся от сводов собора. Закрывая лицо руками, она опустилась на каменные плиты, тихо всхлипывая.
Розмари так и осталась бы там, на холодных мраморных плитах, если бы Жерар, заподозрив неладное, не явился за ней. Не сгреб девушку в охапку, тут же помогая ей покинуть собор и проклиная себя за то, что только ее послушал и привез сюда.
А Роза молчала. Просто молча цеплялась пальцами за кожаный плащ Жерара, тихонько скуля от боли, пламенем жертвенного костра обнимающей все тело.
***
Вслед за вылитыми слезами пришло принятие факта неизбежности этой смерти.
— Пожалуйста, подпишите здесь и здесь.
Рей спокойно, словно и не ему оставалось жить чуть больше суток, принял перо из руки Розмари, ставя свою подпись на документе.
— Теперь вы можете обменяться кольцами.
Он с улыбкой надел обручальное кольцо на палец Розы, которая стала совсем тихой. Рей попросил ее расписаться с ним, если она не будет против. Девушка не возразила ни слова. Сил не было. Хотя она и старалась улыбаться. Эта роспись в ЗАГСе действительно имела для него какое-то значение? Пусть так. Розмари не привыкла доверять сухим бумажкам и каким-то подписям.
Она доверяла только себе. Своим чувствам и эмоциям. Которые настойчиво твердили ей разрыдаться прямо сейчас, когда ее голова покоилась на груди Рея. Они сидели в гостиной, потягивая принесенный Гильомом глинтвейн. Девушку впервые абсолютно не волновало, что она делала и пила.
И все это понимали. Рей, трепетно прижимавший свою уже жену к груди. Жерар, сидевший в кресле напротив и молча следивший за гулявшей за окнами бурей. Он о чем-то говорил с Реем, так легко и беззаботно, словно ничего не знал. Хотя аристократ сразу во всем ему признался.