И еще кое-что меня тогда поразило. До сих пор я видел Олега издалека, а теперь, вблизи, оказалось, что внешне он напоминает Иванушку из детской киносказки: простоватый нос картошкой, прилипшая ко лбу пышная кудря. Но это его не портило и лишь составляло гармонию правильного и неправильного, к которой только и тянутся люди.
Андрей в тот раз разволновался не на шутку. Мастер-класс друга непосредственно перед выступлением мог сбить его с толку. Все знают: нельзя давать мозгу вмешиваться в память пальцев. То, что давно продумано, отработано, отрепетировано тысячу раз, было уже не в голове, а в руках. И важно это донести до сцены, удержать до последнего аккорда, до того момента, когда, ощущая такую сладкую опустошенность и усталость, можно откинуться от инструмента и сказать самому себе: «Сделано!»
Мысли о том, что этот этюд можно играть по-другому, застряли у меня глубоко внутри. Я спрятал их от себя самого подальше и постарался сосредоточиться на выходе на сцену. Слава богу, я справился и был даже почти всем доволен, если не считать пары-тройки мест, не совсем получившихся из-за особенностей звучания школьного рояля на сцене. С того дня я стал замечать за собой ранее не свойственное: я безошибочно определял присутствие Олега где-то рядом, мог сразу понять, в школе он сегодня или нет, заболел или просто прогуливает. Как будто внутри появился особенно чувствительный радар, сканировавший пространство вокруг и ловивший невидимые волны от нужного объекта. Только позже мне стало известно, что Олег чувствовал мое присутствие почти так же – то есть излучающий волны объект имел свой собственный улавливатель.
Солнце сдвинулось где-то на невидимом за зелеными зарослями навеса небосклоне и свет над океаном изменился, окрасившись в предзакатные розовато-золотые тона. Когда углубляешься в прошлое, легко потерять счет времени. Послеобеденные звуки вокруг несколько стихли, зато размеренный шум волн перешел от медитативного убаюкивающего режима к активному побуждающему, как будто напоминая Андрею, что надо возвращаться в отель.
После разговора с Андреем Олег сбежал по лестнице со второго этажа и оказался в фойе, украшенном в колониальном стиле – бронзовые фигуры слонов перемежались диковинными композициями из тропических цветов и ширмами из сандалового дерева. За стойкой регистрации улыбался и кланялся служащий в синей униформе и белых перчатках. Олег кивнул в ответ и быстрым шагом прошел не к выходу и променаду, а направился через внутренние двери отеля в сторону сада и пляжа. Здесь почти никого не было. Постояльцы разбрелись по номерам или отправились на пешие и морские прогулки. Вокруг стояла благолепная буржуазная тишина, свойственная всем богатым отелям: только пение птиц, шум волн, сухой шорох и легкое посвистывание ветра в жестких пальмовых листьях. Олег прошел к дальней группе садовых кресел на деревянном настиле и стал рассматривать темнеющий градиентом горизонт. В этом месте океан казался особенно бескрайним, поскольку отель стоял на оконечности мыса. Здесь все предназначалось для созерцания, релакса, отдохновения. Но Олег со своими мыслями явно не вписывался в эту безмятежность.
Он никак не мог привыкнуть к тому, что, когда большую часть этого региона заливали муссонные дожди, на острове, где обнаружился Обухов, любители экзотики, как ни в чем не бывало, наслаждались непрекращающимся летом. Это противоречило всякой логике. И сколько бы ему ни объясняли, что так бывает главным образом на севере страны, к тому же год на год не приходится, – Олег никак не мог поверить своим глазам. На дворе стоял декабрь, а небо было пронзительно синего цвета, и гладкая, тишайшая поверхность моря переливалась слепящим солнечным золотом. И только где-то у горизонта, проглядывающего между замершими пальмами и округлыми кронами неведомых кустарников, виднелась мутная полоса. Местами возможны осадки. Их предупреждали.
Надо просто прийти в себя, собраться, не дать обстоятельствам взять над тобой верх. У меня же всегда получалось. Даже когда казалось, что уже край. Как тогда в Цюрихе… Как я хотел напиться и обо всем забыть. Весь этот ужас провала… По телефону кто-то беспрерывно звонил, в дверь стучали, а я долго сидел в полной темноте и тупо смотрел в окно за прозрачной шторой. Помню, как шел мокрый мягкий снег и свет от уличных фонарей становился все более желтым. Как будто совиньон блан превращался в шардоне. Да, именно так, когда хочется просто нажраться, до беспамятства, до чертиков, до всего что угодно, лишь бы исчезло то, что есть вокруг.